Ненатуральная естественность

Переоценённая важность любого экологичного, натурального и естественного продукта не кажется удивительной, пока не взглянешь на неё со стороны. С чего вдруг люди решили, что искусственное априори хуже созданного природой? Возможно, тут всё дело в любви вида homo sapiens к идеализации прошлого: ах, раньше люди ели только натуральные продукты безо всякой химии, или, ах, жили они при этом без бед до старости! То, что старость эта наступала уже на третьем десятке лет, мало кто принимает во внимание. Более того, санитарно-гигиенические условия, в которых потреблялись те самые «природные» продукты, сегодняшних борцов с «Е-шками» привели бы в ужас.

Действительно, раньше люди были сильнее связаны с природой, однако не видели в этом ничего хорошего или плохого. Да и не задумывались об этом, логично рассматривая себя как единое целое с мирозданием. Наши предки жили в тех условиях, которые у них были, при этом стремясь максимально оградить себя от влияния некомфортной стихии. От непогоды их защищали стены и крыша, от хищников — они же, в сочетании с огнём и всё более усложнявшимся оружием.

Стремление приспособить мир для своих нужд в итоге вылилось в появление современных городов, где квадратный метр земли для деревьев предусмотрительно ограждают живописным бордюрчиком. Однако даже напоминающие жителям бетонных джунглей о стихии деревья появились тут не по воле Создателя или матушки-природы (кому как угодно). Что в них натурального? Возможно, природы в таких «пробирочных» саженцах меньше, нежели в «менеджере по озеленению», который их посадил.

Разделяя природу на живую и неживую, мы точно так же привыкли считать все рукотворные плоды деятельности цивилизованного человека ненатуральными. Но что такое натуральность? Тут уместно обратиться к преподающему в Калифорнийском университете Беркли биологу Терри Джонсону (Terry D. Johnson), который имеет учёную степень в инженерной химии. Он утверждает, что данное слово употребляется не к месту порой даже в научных кругах. В базовом значении термин «натуральный», по словам Джонсона, применим лишь к тем предметам и явлениям, которые появились без участия человека.

При этом любая вещь, к созданию которой причастен homo sapiens, автоматически записывается в разряд ненатуральных. В отличие от мёда, созданного пчёлами, или плотин, возведённых бобрами. Когда речь заходит о продуктах питания, сложность определения натурального вырастает. Например, в Канаде маркируют кукурузу, которая не обрабатывалась никакими сторонними веществами. Даже компостом, хоть он и натуральнее некуда. При этом кукуруза в современном виде — результат длительной селекции, проводимой человечеством в течение тысяч лет. Когда этот процесс начался, мы, конечно, были умнее бобров, однако в плане социальной организованности, вполне возможно, уступали неутомимым производителям натурального мёда.

В определённой степени причиной словесно-смысловой путаницы является банальная «трудность перевода». Слово «natural» по умолчанию означает «природный, естественный», но на деле у англоговорящих авторов и собеседников оно может приобретать другие коннотации. Например, «natural ability» — это «врождённая способность». «Natural for art» — «созданный для искусства, способный к искусству». При этом, в данных примерах определённая связь с «естественностью» ещё прослеживается. Но как вам тот факт, что раньше «natural son» — это был кровный, неусыновленный сын, тогда как сегодня — это сын, рождённый вне брака, бастард? А фраза «it’s a natural!» — «это превосходно!»? Не говоря уже о том, что «natural» — это также тот, кто не homosexual.

Время меняет слова и их значения, а окружающие современного человека слова могут изменить и нас самих. Поборникам здорового питания и льняных рубашек дико узнавать о том, что одежда из искусственных тканей в середине XX века считалась не просто писком моды, она казалась наглядным подтверждением могущества человека. Он способен просто взять и создать нужную ткань, не собирая для этого хлопок и не подстригая овец! Очевидный прогресс по сравнению с временами, когда наш далёкий предок просил благосклонности у отождествлявшихся с силами природы божеств.

Нейлон и полиэстер, сегодня являющиеся материалами бюджетных предметов гардероба, тогда были вожделенной мечтой модниц. Однако примерно с тех же пор в сознание прогрессивных умов начала проникать мысль, что мы становимся слишком опасными для природы, и теперь уже она должна выживать в противостоянии с нами, переваривая всё больше выброшенного на свалку полиэстера и полиэтилена. Вслед за изменением научных и политических приоритетов быстро подтянулась и социально-культурная «волна» зелёного движения.

Слово «экология» быстро превратилось из наименования раздела естественной науки о сосуществовании живых организмов в эфемерное понятие. Шутки учёных на тему того, что словосочетание «плохая экология» звучит сродни фразе «в этом городе плохая математика», уже даже не кажутся смешными — монополия на слово «экология» людьми в белых халатах потеряна безвозвратно. При этом «натуральность» и «природность» любого материала и даже процесса становится чуть ли не самоцелью современной индустрии западной цивилизации, а слово «искусственный» превращается в жупел.

Забавно, но появление генетически модифицированных организмов (ГМО) является логичным продолжением селекции, занятия, которое столь же старо, как и земледельческая культура. Просто теперь генетики могут не отбраковывать неподходящие для их целей овощи или орешки, а заранее «заказать» природе продукт с перечнем требуемых качеств. Впрочем, ГМО всё равно успели превратиться в «пугало». Попробуйте объяснить фанату свежевыжатого апельсинового сока, что апельсин ненатурален в плане его природности, ведь был выведен именно благодаря усилиям человека, скрестившего помелу и мандарин. Отметьте вдобавок, что клубникой он называет садовую землянику и такой вкуснятины в природе не найдёт — натуральные родственники этой ягоды не поразят его своими размерами и вкусовыми качествами. Откажется ли он после этого от таких распространённых по всей планете ингредиентов фруктовых салатов?

Увы, но натуральные масла в шампунях, фермерское молоко и экологичная кукуруза — не более, чем маркетинговый ход. Натуральность превратилась в продаваемый бренд, причём бренд дорогой, и продолжает усиленно расхваливаться даже теми людьми, которые не до конца понимают, о чём они говорят. Почему так произошло? Человек к XXI веку настолько оградил себя от природы, что не на шутку испугался результата. При этом жажда естественного обычно более чем выборочна: автомобиль всё равно не меняется на экологичную повозку, а мессенджеры и социальные сети — на натуральных почтовых голубей. Комфорт побеждает зов природы, а попытки местами украсить свою жизнь элементами натурального производства всё чаще напоминают игру. Такая глобальная игра в зелёное хозяйство для кого-то является прибыльным бизнесом, а для кого-то — развлечением, возведённым в ранг образа жизни. Впрочем, опасаться нечего, ведь никакого вреда она, по сути, не приносит. А отсутствие вреда — тоже польза.