Ни один гетеросексуальный мужчина не сомневается в этом тезисе. Исключения только подтверждают правило, потому что выглядят сознательным эстетством и легким заигрыванием с гомоэротикой. Даже женщины поддерживают этот тренд, не считая свою фигуру совершенной, пока в комплектацию не входит внушительный бюст. Откуда берется желание «исправить» идеальное тело, увеличив грудь, несмотря на то, что потом всю жизнь придется спать на спине?
Сегодня ни у кого не возникает тени сомнения в том, что объемная женская грудь это желанный бонус. Интернет пестрит шутками о большегрудых красавицах, «тема сисек не раскрыта» и так далее. Даже в мультиках красавиц снабжают как минимум четвертым размером. Но как давно существует этот архетип?
Даже поверхностного взгляда на историю искусства достаточно, чтобы установить, что такого идеала красоты, как «большие сиськи», вообще никогда не существовало.
Древнегреческая скульптура однозначна в своем выборе: женская грудь маленькая, соразмерная спортивному телу амазонки или богини, упругая. Древние римлянки – статные, подтянутые, ничего лишнего, прекрасные и сильные, как молодые воины. Конечно, греческая и римская культура ориентирована на мужской идеал красоты, это все знают. Но посмотрим дальше.
В Средние века грудь практически пропадает. В теле не остается вообще ничего телесного. Плоть ничто, только дух имеет ценность. У духа не может быть бюста. Хотя, если посмотреть на моду высокой готики, то грудь даже обнажается. Она небольшая, округлая, белоснежная.
Может быть, в эпоху Ренессанса что-то принципиально изменилось в этом смысле? Нет, платье сводит грудь к минимуму, и только колье символически намекает на то, что под платьем почти незаметно. Посмотрите на Спящую Венеру Джорджоне или Симонетту Веспуччи Пьетро ди Козимо, так нежно красоту первого размера понимали только мастера итальянского Возрождения.
Семнадцатый век обнажает плечи, любуется ключицами, но женский торс по-прежнему тонок, изящен, ничего лишнего. Даже у Рубенса, любителя плоти и излишней телесности, женская грудь остается небольшой и значительно уступает в размерах другим частям тела.
Рококо, при всем версальском сладострастии, тоже не меняет ситуацию. Изящная фигурка маркизы де Помпадур затянута в корсет, никаких особенных выпуклостей. Грудь нимф Буше такая маленькая и аккуратная, что им трудно было бы подобрать себе белье в современном бутике. Понятно, что эпоха Наполеона поддержала античные идеалы тела, а эпоха королевы Виктории принципиально не стала бы ничего менять в этом смысле.
Двадцатый век, с его авангардом и модернизмом, ситуацию изменил. У моделей Поля Пуаре грудь отсутствует как таковая. Арт-деко провозгласил идеал абсолютно плоской грудной клетки.
Женская грудь, как не только красивая, но и объемная часть тела, впервые появляется в искусстве пин-апа в пятидесятые годы. Здесь надо иметь в виду два момента. Во-первых, этот период характеризуется активной реабилитацией женственности после Второй мировой войны. Женщина больше не воин, не летчик, не медсестра, а хранительница очага. Эти смыслы сразу выражаются в трансформации эстетики тела: гипертрофируется материнское начало. А Кристиан Диор как раз предлагает свой силуэт «чашечка цветка», такой показательно женственный. Второй момент: искусство пин-апа – это жанр неэлитарного искусства, целевая аудитория – простые парни, дальнобойщики, у них нет представлений об античной скульптуре, у них есть бессознательное, в котором плавают древние архетипы (плодородие, деревня, фрукты, народная культура с приапизмом и глубже, с архаическими Венерами).
Но вот начинается романтическая эпоха шестидесятых, и грудь пропадает опять. Идеал – плоская Твигги, девочка-подросток-андрогин с огромными рок-н-ролльными глазами.
Внимательный читатель может возразить, что в крестьянской, народной культуре большая грудь ценилась всегда. Просто художники, скульпторы и модельеры принадлежали к другой среде. Не совсем.
В народной среде никто не задумывался никогда о том, какой должна быть женская грудь. Эстетические пристрастия рождаются там, где есть образование и время на подобные размышления. Крестьянин не думает, хорош ли закат в деревне, потому что ему просто не до этого. Деревенскими закатами и девушками любуются художники-барбизонцы, пока крестьяне рядом заканчивают косить.
Так когда же человечество оценило большую грудь? Кажется, в девяностые годы двадцатого века это уже было. Судя по всему, расцвет данного явления связан с расцветом пластической хирургии. Не будем долго подходить к главному выводу. Большая грудь – удовольствие дорогое. Она превращается в заявление о статусе. Причем чаще всего о статусе мужчины. Мужчина может позволить себе дорогую модель, в которую вложено много денег, или в состоянии вложить достаточную сумму в свою женщину. Парни меряются размерами бюста своих кукол, а на самом деле, меряются членами. Искусственная грудь становится семиотическим заменителем члена. Что мифологически оправдано. Приап всегда изображается с гипертрофированным фаллосом, его женская ипостась должна иметь акцентированные молочные железы.
Грудь становится символическим изображением достатка и переносится в массовую культуру. Рождается архетип, который прочно оседает в подсознании мальчиков-подростков. «Женщина с большими символизирует мужчину с большим». Мальчики, которые нечасто видели обнаженную женскую грудь в принципе, начинают грезить большими «сиськами».
В то время как очевидно, что здоровое женское тело без излишков жира редко сопровождается излишними объемами в верхней части. Жир быстрее всего покидает именно верх тела. И если у девочки большая грудь, значит, внизу жира еще больше. Большая грудь, даже у молодых девочек, должна поддерживаться бельем, иначе она течет бесформенной массой вниз.
Итак, у юноши в сознании возникает еще один пункт продуцирования страдания. «Крутая» девушка должна иметь огромную грудь, ведь это будет означать высокий статус и «крутизну» самого юноши. Но девушка с такими параметрами это очень дорогой аксессуар, который может себе позволить далеко не каждый. Отсюда возникают мифы о меркантильности женщин, повсеместно распространившиеся в последнее время в сети. У девочек этот пункт страдания возникает тоже. Она должна доказать себе, что соответствует. При этом детки мало задумываются о том, приятно ли трогать или носить искусственную грудь. Или даже очень большую естественную. Настоящее удовольствие от прикосновений к живой нежной плоти нивелируется. Его замещает наслаждение от осознания обладания. То есть наслаждение симулякром.
И здесь, как и везде, раскрывается глубинное содержание постмодерна, а куда от этого деться. Гиперреальность состоит только из симулякров, ничего другого просто нет.
Большая часть архетипов, появившихся в эпоху постмодерна, сводится к демонстрации денег. По удачному выражению Пелевина: гламур – это деньги, выраженные через секс. Большая грудь это, с очевидностью, деньги, выраженные через секс. Точнее, симулякр секса.
Современный человек любит большую грудь как знак, как экран своего планшета, как логотип. Как вещь, а не органическую часть прекрасного тела. И это совершенно естественно, хотя древние греки поморщились бы.
(Заметим в скобках, чтобы избежать обвинений в комплексах и зависти, ибо тема острая, что автор считает собственную грудь эталоном, и даже за сто миллионов евро не согласился бы увеличить её даже на один кубический сантиметр).