Русский
Для того чтобы поднять государство с самой низкой ступени варварства до высшей ступени благосостояния, нужен лишь мир, легкие налоги и терпимость в управлении; все остальное сделает естественный ход вещей.
Адам Смит
Адама Смита считают отцом экономики как науки, у которой был долгий путь становления. Мытарства этой науки, вероятно, можно считать законченными, после учреждения Нобелевской премии по экономике, что произошло только в 1969 году. С тех пор набралось более семидесяти лауреатов. Пожалуй, это единственный раздел, где два номинанта могут получить награду, защищая диаметрально противоположные точки зрения. Непростой путь проделала и профессия экономиста. Теперь экономист — это звучит гордо и хорошо оплачивается. Есть каста «элитных» экономистов, они анализируют, планируют и сопровождают финансово-хозяйственную деятельность «элитных» компаний.
Но для обывателя, обремененного неустойчивым положением рубля, мыслями, где достать деньги, где учиться, лечиться и так далее, экономист — существо чуждое и бесполезное. Несмотря на то, что в каждой семье может быть по дипломированному экономисту, прямого отношения к благосостоянию, наведению порядка в семейном бюджете это не имеет. А ведь буквально слово «экономика» с греческого переводится как «правила ведения домохозяйства», то есть подразумевается рачительность, бережливость и преумножение. В чем же причина такой нестыковки?
Адам Смит считается классиком политэкономии, но он никогда не преподавал на кафедре политэкономии, не было такой кафедры и быть не могло. Он преподавал на кафедре философии, в экономику пошел как философ с целью кое-что исследовать. Таким образом, читая курс философии, Смит говорит об альтруистическом человеке, читая курс политэкономии — об эгоистическом Homo Economicus. Но для Смита это был один и тот же человек! Позднее произошел «разрыв», и теперь считается, что человек бывает «просто человек», а бывает — экономическая единица, в жизни одни законы, а в экономике другие. И это великое заблуждение. Смит считал, что экономические отношения людей объясняются их личностными качествами. Смит изучал это с позиций морали и нравственности, с позиций гражданских и государственных экономических норм. Он отметил, что «одинаковое у всех людей, постоянное и неисчезающее стремление улучшить свое положение — это начало, откуда вытекает как общественное и национальное, так и частное богатство». К слову, Смит сделал правильные выводы из своей же теории, последние 12 лет жизни он провел в Эдинбурге, заняв должность таможенного комиссара Шотландии и став весьма обеспеченным человеком. Правда, современники отмечали, что он не изменил скромному образу жизни «настоящего ученого».
Сейчас часто можно слышать фразу: «Этого требуют интересы компании». Как правило, под ней скрывается какая-то гадость, которую уже сделали конкретному человеку (коллеге, подчиненному, партнеру) или собираются сделать. Надо чуть подумать, и станет ясно, чьи именно интересы подразумеваются. Нет никаких фирм, государств и домохозяйств, есть различные комбинации людей.
У современной науки есть ответы на многие вопросы. Например, институциональная экономическая теория выдвигает два положения: об ограниченной рациональности человека и склонности его к оппортунистическому поведению.
«Ограниченная рациональность» — не глупость или тупость, как может показаться. Нобелевский лауреат Герберт Саймон подробно обосновывает эту концепцию в своей книге «Модели человека». До выхода книги многие учёные считали, что человек — существо рациональное и в различных ситуациях всегда стремится получить максимум. По мнению Саймона, существует некоторый уровень устремлений, который конкретный человек считает для себя удовлетворительным и к которому стремится. Чтобы действительно найти оптимальное решение в сложной ситуации, нужно проанализировать много вариантов, от чего, как правило, люди отказываются. Но при этом у человека все равно есть простой алгоритм, чтобы решить множество разнообразных вопросов.
«Оппортунистическое поведение» предполагает тайное или явное следование собственным интересам в ущерб целям партнера и пренебрежение нормами морали. Хитрость и коварство. Об этом нам поведал другой нобелевский лауреат Оливер Уильямсон. Многие экономисты изучают природу человека и используют эти знания для создания наиболее безопасных моделей организаций, думают, как предотвратить риски, связанные с этими факторами. Становится очевидно, что если, например, некий глава компании, зная о своей научно доказанной склонности к аморальному поведению, должен построить свое дело и отношения в нем так, чтобы не пришлось говорить коллеге, подчиненному или партнеру: «Прости, ничего личного, это бизнес». Конечно, в идеале такими же образованными в этом смысле должны оказаться и все участники событий, и тогда удастся соблюдать гуманистический принцип жизни: человек не может быть средством, а всегда только цель!
В этой статье немного моих собственных мыслей. Мало того, я очень далека от экономической науки. Но есть ученые-экономисты, чье мнение мне кажется очень интересным, чьи взгляды я разделяю. Среди уже упомянутых есть наш соотечественник, заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики, декан экономического факультета МГУ им. Ломоносова Александр Александрович Аузан.
Прочитав его книги, увидев интервью с ним, я отважилась поговорить на тему экономики. Прежде всего, о том, какое у нас место в ней, у обычных людей. Аузан говорит простым понятным языком, не раздувает щек и не напускает туману. Говорит о странных для привычного экономиста вещах. Например, о том, что необходимо учитывать такие ресурсы, как особенности жизни и поведения людей в конкретной стране. Опыт успешных модернизаций экономик целых стран в современном мире указывает на то, что это стало возможным только с учетом этих ресурсов. Приведу его же пример с Южной Кореей. Сельскохозяйственная рисоводческая страна захотела стать ведущей машиностроительной страной. И учла, что большинство населения с малых лет прекрасно знает, как выращивать рис, что в обществе огромную роль играют родственные связи. Осталось объяснить людям, что собрать любой агрегат — это примерно то же самое, что вырастить рис: это некая последовательность действий. И корейцы довольно быстро перестроились. Кроме того, они наплевали на советы западных экономистов, что нехорошо, мол, когда родственники работают в одной компании. А у корейцев это как раз хорошо и правильно. Оказалось, что трений между сотрудниками меньше, а эффективность труда выше.
Какие ресурсы надо учитывать, чтобы мы смогли совершить прорыв в нашей экономике? Есть три основных, по мнению Аузана. Во-первых, россияне могут создавать уникальные вещи в единственном экземпляре (космический спутник, гидротурбина и пр.), а серию элементарных бытовых приборов — запорют. Во-вторых, можно легко работать в авральном режиме, но тяжело дается размеренный цикличный труд. В-третьих, у нас плохо получается договариваться с людьми, именно поэтому редко удается хороший менеджмент. Что делать? Наращивать в обществе качества, зависящие от социализации, неумения, перечисленные выше, не являются приговором, генетическим уродством. Все можно воспитать, привить и развить за 10–15 лет при учете, что будут признаны важными эти факторы. И можно сделать так, что люди не только научатся работать системно, но и будут от этого получать удовольствие, научатся исполнять законы, платить налоги…
Мне вспомнились студенческие годы, пришедшиеся на перестройку. Все-таки в трёпе за чашкой кофе в буфете тоже было много полезного. Вспоминается горячий спор: все выдвигали свои версии, когда в нашей стране недостроенного социализма, в связи с переменами, победит капитализм, а мы заживем в буржуазном сытом раю. Через десять лет — вот, что чаще всего звучало из уст молодых людей того времени! Но я занудно выступила тогда с предположением, что потребуется лет пятьдесят, и если не будет никаких потрясений. В России не удавалось выработать готовность к длительным реформам преобразования, все время что-то случалось и сводило реформы на нет, об этом как студентка истфака я уже могла судить.
Без переформирования всех институтов не удастся зажить хорошо, а на переформирование нужно время, и гораздо больше, чем десять лет. На меня тогда набросились однокашники, никто не хотел ждать пятьдесят лет… И тут я слышу от уважаемого ученого А. А. Аузана, что есть статистика за последние 200 лет, из которой ясно, что только пять стран смогли совершить переход из мира отсталого в мир развитый: Южная Корея, Япония, Тайвань, Сингапур, Гонконг. Им потребовалось для этого 50 лет чистого времени. Конечно, мне близка такая точка зрения! Ведь она практически моя! Есть три условия, которые необходимо соблюдать, чтобы начать этот 50-летний переход:
1) элиты (политические, экономические) должны создавать законы для себя и распространять их на всех граждан, а не создавать законы для других, а себя исключать из рядов тех, кто должен их исполнять;
2) элиты не должны делить между собой инструменты насилия и давления, а должны коллективно контролировать их;
3) организации (политические, коммерческие и прочие) должны выстраиваться так, чтобы были жизнеспособными и эффективными за пределами срока жизни их создателя.
Все экономические теории спорные и противоречивые. Одни оказываются более жизнеспособными, другие менее. Но одно ясно, быстро ничего не делается. Быстро только кошки родятся!
А нам что остается? Остается быть счастливым, не в смысле «получилось» или «получится», а в смысле «получается»! Да, придется смириться и просто жить. Но это становится легко сделать, если тебе кто-то объяснит и докажет, что все требует времени и терпения. И тогда не будут казаться страшными периоды в 50 или 100 лет. Да, нам, может, и не придется жить в «эту пору чудесную», но и сегодня мы можем работать, учиться, общаться, развиваться, меняться, добиваться успеха, становиться богатыми. Но вот, по мнению самого Адама Смита, единственным сокровищем человека является память, лишь в ней его богатство или бедность. Что он имел в виду?
