Тем не менее уже в 87-88 годах в Ленинграде, Москве и Ярославле состоялось несколько спектаклей тогда ещё кириллического театра «Дерево», приподнявшие для отечественного зрителя занавес «иного театра».
Критики вспоминают, что первые спектакли требовали от наблюдателя невиданной доселе степени участия в представлении. Зрителя толкали, окропляли водой, вымазывали грязью, накладывали на лицо белую траурную маску. Двадцать лет назад театр начинал свою историю, как балаган, цирк, буффонада, агрессивно, эпатажно, напористо и с выкрученной громкостью. С тех пор труппе случалось танцевать и громко, и шепотом.
Сегодня участники группы избегают слов «актер», «театр», «игра» и рассматривают свою деятельность, как признак своего существования. Об этом говорит их манифест:
Поэты акробатики
Половина театров в мире рассказывает про то, что люди и так видят на кухне
Используя в реквизите бытовую атрибутику (швабры и шланги, вёдра и пионерские галстуки), в большинстве спектаклей DEREVO уводит своего зрителя очень далеко за пределы материального мира, из быта в бытие. Театр всем своим существом доказывает, что необязательно понимать, чтобы чувствовать. Образы бывают незамысловаты, бывают нарочито сложны и почти нечитаемы, но вереница звуков и жестов на сцене находит и нажимает все нужные кнопки даже в том, кто не распознает в медленном движении бритых наголо малоодетых людей на сцене ни архетипических сюжетов, ни указаний в лоб.
Говорить за пределами сцены ему приходится много: лидер театра много и с удовольствием раздаёт интереснейшие подобные интервью, в которых демонстрирует мастерство афористичности. Остальные танцоры труппы на бытовых видеозаписях несколько тушуются, улыбаются рассеянно, отводят взгляд, говорят не всегда внятно. Очевидно, станцевать им проще, чем сказать.
Антон сравнивает труппу с быстро плывущей рыбой, «к которой на ходу успевают присосаться пиявки, оздоравливающие кровь и быстро отваливающиеся». Сердцевина DEREVO — Елена Яровая, Татьяна Хабарова, Алексей Меркушев, Дмитрий Тюльпанов — остается неизменной уже много лет; люди на периферии меняются, приходят, уходят — кто-то задержится в труппе на несколько дней, кто-то на долгие годы. Участие в жизни DEREVO требует огромной самоотдачи, полного сосредоточения на танце и отказа от всякой мирской ерунды, суеты, быта и смартфона. Количество желающих попасть на мастер-класс к Адасинскому таково, что отбирать на конкурсной основе приходится не только «участников», но и «слушателей».
Тело танцора — инструмент, тонко отстроенный, но безладовый. Совершенство «инструментов» DEREVO поражает. Возможно, таким должно быть человеческое тело, не утратившее связи со своей звериной природой. Возможно, именно таким должно быть тело человека, вышедшего за пределы природы человеческой и приблизившегося к миру горнему.
Возможно, дело только в упорном труде. Тренинги группы DEREVO охватывают разнообразные техники работы с телом, от медитативных буддистских практик до боевых искусств. У актёров труппы восьмичасовой рабочий день у станка — балет, клоунада, пантомима, анатомия.
DEREVO традиционно каталогизируется прессой, как «русское буто» с элементами европейского абсурдистского театра, русского скоморошества, и пантомимы, и клоунады, и модерна, и балета, а также комедии дель арте. Принято упоминать концепции «театра жестокости» Антонена Арто и «бедного театра» Ежи Гротовского, принципы которых DEREVO впитало и освоило. Действительно, труппа выглядит равно уместно на театральной сцене, в цирковом шатре, и на городской фестивальной площади, и в фабричном цехе. В самом деле, DEREVO непосредственно соприкасалось с буто, и среди учителей Адасинского был отец этого искусства Кацу Оно. Годы работы на европейских площадках не могли не сказаться на арсенале выразительных средств и творческих методах.
И всё же сам Адасинский по этому поводу высказывается достаточно однозначно:
Смутить, возмутить, напугать, пощекотать, подразнить — а потом проткнуть зал и выпустить из него душу — таков творческий метод театра. DEREVO — вот жанр этого танца.
Однажды
Сказка, посвященная ребенку, живущему внутри каждого из нас до самой смерти
ONCE — сказочная пантомима, рассказывающая историю любви на языке жеста и танца. Театральная клоунада «питерской школы» родилась в конце девяностых и с тех пор побывала во многих городах и странах — для невербальных lovestory нет языкового барьера, музыка и пластика не нуждаются в переводчиках.
Ketzal
Происходит из голосов, утреннего тумана и стен дождя, а также из всего, что было до этого
Название спектакля чаще всего расшифровывают как «Кецалькоатль» — верховное божество мифологии центрально-американских индейцев. Адасинский отшучивается: так называются гватемальские деньги. За три кецаля банку пива можно купить. В конечном итоге в этой мексиканской истории сюжет окончательно уступает пластике и музыкальному оформлению и этимология становится неважной.
Мефисто вальс
Спектакль, похоже, родился на творческой инерции после «Фауста» Александра Сокурова, в котором Антон Адасинский сыграл Мефистофеля. Недотанцованное в фильме легло в основу спектакля.
За более чем два десятка лет своего существования театр изъездил весь мир, выступал на андеграудных площадках, собирал огромные залы и возвращался к доверительному и камерному «малому театру» в виде импровизаций перед полусотней зрителей. DEREVO выходит на сцену с премьерой раз в год, и всякие попытки рассказать словами об их спектаклях остаются преднамеренными спекуляциями. Это нужно видеть. А лучше — танцевать.
Автор: Налимова Надежда