Цветы и черепа

Дух времени часто создаёт определённые стили и направления в искусстве, нередко становится сложно определить их границы, ибо стили и направления всегда будут иметь некие отголоски, переливы, будут тесно связаны друг с другом. Сложно сказать, что в случае с «Цветами и Черепами» мы имеем дело с декадансом, если судить только по названию. Суть этого содружества гораздо сложнее и не лежит на поверхности, но тем не менее, как признавались сами создатели, декаданс очень им близок.

Что же такое декаданс? «Цветы и Черепа» сами дают шутливый ответ на этот вопрос: «Декадентство — культ сатаны… гимн уродству как красоте» (Архимандрит Рафаил, «Метафизика Греха»). Тогда как «Цветы и Черепа» — это «Эдельвейсы мерцают в ночи» (это, кстати, из стихотворения Вацлава, одного из создателей содружества). Но не все стихотворения сообщества написаны в таком поэтическо-возвышенном стиле, встречается и противное, омерзительное, что, кстати, свойственно для декаданса:

Ведь не берёт меня ни дед и не жених,

Ни сзади, спереди, ни даже по-гвардейски.

Constantia van Corvus

Однако эти строки вполне ожидаемы, если учесть, что вместо манифеста они избрали вырезки из старинных объявлений о знакомствах, где сразу бросаются в глаза фразы «поэт-безумец, мистический анархист», да «душа, полная аккордов поэзии». Именно «аккорды поэзии» чаще всего и встречаются в паблике сообщества (реже изобразительное искусство), посему через них и начнётся знакомство с вольным содружеством литераторов.

Пожалуй, большая часть стихотворений паблика принадлежит перу Вацлава. Его печальный романтизм, часто переходящий в эпатаж, рождает такие нежданные, казалось бы, символы, но при этом вполне характерные для поэзии декаданса: «чернильной кровью мертвецов», «белоснежный ртутный стан», «с похотливых небес улыбается фосфорный череп». Мертвецы и черепа символика мотива смерти, тления:

Меня влечёт к тебе неведомая сила…

Твой гроб — постель, передо мной — могила…

В некоторых стихотворениях автор наделяет образ смерти очень интересной чертой, смерть видится автору «прожорливой»: «Мой стылый прах пожрёт холодная вода». А иногда, восстав из хтонического, лирический герой Вацлава тянется к самопознанию: «Я жажду… Жажду Света!» Вацлав и другие поэты сообщества часто обращаются к символике смерти, но тем не менее «Цветы и Черепа» не относят себя к символистам, хоть и используют основной художественный прием этого направления. Авторы сообщества признавались, что «прямыми последователями символистов себя не считают… но их драма есть некий «магический узел вдохновения».

Ему же, Вацлаву, свойственно включать в свои стихи не всегда понятные читателю реалии: «два чёрных чжэнь чжуя», «вуаль Изиды». Тем не менее его произведения звучат в эфире радиопередачи «Неформатные стихи».

Ещё один представитель этого направления, Н. Ночейский, порождает не менее чудные эпитеты и метафоры: «иконы гриботочат», «рогоносные отцы», «жабы благоговейно квакают вечерню». Кажется, что это само по себе является апофеозом эстетики прекрасного и отвратительного, сочетанием несочетаемого: «Пурпуром бесчестия прекрасна и душою девственно бледна».

Среди фантасмагорических фигур смерти и чудес расцветает ещё один удивительный слог, который принадлежит Ядвиги Розенпаулис. Ее стиль напоминает сказочное повествование со множеством редкоупотребляемых слов: межгрудье, опара, таларии.

Про «Цветы и Черепа» часто пишут и сами их поклонники. Маргарита Булгакова в одноимённом стихотворении «Цветы и Черепа» попыталась передать весь флер содружества такими словами: «Легкое сумеречное — валансьен».

Важно отметить, что у создателей и почитателей сообщества свои цветы (быть может, Цветы Зла?): у Вацлава это эдельвейсы и лилии, у Маргариты Булгаковой — лилии и маки.

Так для чего же были созданы «Цветы и Черепа»? У их авторов вновь есть ответ: «Сообщество “Цветы и Черепа” нацелено отражать космос реальности в виртуальном пространстве».