Русский
Но маленький мальчик Хосе вовсе не предполагал, какие встряски его ожидают. Седьмой ребенок в семье, он только начинал делать свои первые шаги. Городок Агуаскальентес, где рос Посада, славился своими керамическими изделиями. Когда Гуадалупе исполнилось пять лет, родители определили мальчугана в гончарную мастерскую. Вместе со своими братьями он стал мастерить глиняные горшки и сувениры для туристов. Отец и мать Хосе, однако, заприметили, что их сын имеет отличные способности к рисованию. Посовещавшись между собой, они порешили пристроить юный талант к известному в городе печатнику Хосе Тринидаду Педросе (Jose Trinidad Pedroza). «Авось не токмо станет профессионалом, но и принесет немного денег в дом», — подумали родственники. В мастерской Гуадалупе обучали азам литографии. Под руководством своего наставника подросток наносил на отшлифованную металлическую поверхность изображение. Затем протравливал ее кислотным составом, закреплял пластину на литографском станке, смывал исходную картинку, снова наносил краску. Лишь по истечении всех проделанных операций можно было класть в пресс бумагу и получить желаемый оттиск. За этим занятием незаметно летели дни, неспешно проходили годы… В ателье, где трудился Посада, нередко собирались те, кто был недоволен текущим политическим режимом. Они обсуждали социальные проблемы, горячо спорили друг с другом, как можно исправить ситуацию. Безусловно, эти разговоры не прошли незамеченными для молодого Хосе.
Он присоединяется к рядам недовольных и тоже начинает критиковать власть. Но по-своему. Посада пускается рисовать литографические карикатуры. Он делает смелые гравюры, высмеивая чванливость, заносчивость и «ничегонеделание» местных сановников. Выходили они на редкость смешными, неуклюжими, пышущими злобой. Талантливого художника заприметили руководители тамошних газет. И вскоре его пасквили уже «сияли» на передовицах изданий.
Объекты критики, как водится, не приветствовали неприкрытых насмешек в свой адрес. В 1871 году, когда Хосе во время предвыборной кампании на пост губернатора региона выполнил литографическую пародию на одного из кандидатов Иисуса Гомеса Португала (Jesus Gomez Portugal), разразился огромный скандал. Посада и его учителя Педросу уличили в оскорблении личности и хотели заточить в тюрьму на максимальный срок. Те, чтобы избежать сурового наказания, вынуждены были срочно покинуть Агуаскальентес.
Мастеров литографии приютил городок Леон. Здесь Посада останется на целых 16 лет. В Леоне он найдет свою спутницу жизни, женится на ней, а также займется преподаванием основ литографического искусства в местной общеобразовательной школе. Параллельно Хосе будет иллюстрировать детские книги, разрабатывать логотипы для различных компаний, создавать дизайн для спичечных коробков, делать визитные карточки. Впрочем, при этом Посада не забудет про свое хобби — карикатуры. Его работодателем в Леоне станет журнал El Jicote. Редакция даст художнику полную свободу действия. Хосе, в свою очередь, на литографических листах не побоится выражать свою точку зрения. В его едких рисунках была отражена настоящая мексиканская действительность: нищета, коррупция, бесконечная власть чиновничьего аппарата. Нетрудно догадаться, что рейтинги издания взлетели до небес, а Посада превратился в глашатая простого люда. Его узнавали на улицах и просили о помощи.
Тем временем функционеры в очередной раз пытаются привлечь Посаду к ответственности и посадить его на скамью подсудимых. Но не тут-то было. Гуадалупе, уже имея нюх на всякую опасность, берет и изменяет свой стиль. Нет, Хосе по-прежнему будет рисовать шаржи. По-прежнему главными героями его работ будут правители. Вот только узнать их станет непросто. Боссы, начальники и политлидеры с большими животами и не менее солидными кошельками за поясом превратятся в… скелетов — Calaveras. Дело в том, что на протяжении столетий в Мексике почитали умерших. Традиция восходит к индейцам майя и ацтекам, сооружавшим многочисленные цомпантли — стены с изображениями черепов. Намного позже обычай узаконили и появился официальный праздник — День мертвых. Его отмечают ежегодно первого и второго ноября. На бережное отношение к скончавшимся и рассчитывал Хосе. «Кто будет проверять, почему изображен скелет, может быть, это дань предкам?» — рассуждал художник. К тому же карикатуры в большинстве случаев были безымянными и не содержали никаких надписей. Таким образом, острые сцены из повседневной жизни приобрели религиозный привкус. Вот как отзывался о творчестве Посады мексиканский поэт и переводчик Октавио Пас (Octavio Paz):
Придумав своих Calaveras, Посада стал основателем мексиканского экспрессионизма. Хотя сам Хосе не причислял себя ни к одному из художественных течений. Свою технику он определял как «минимум линий и максимум выражения». Может быть, поэтому почти все красноречивые шаржи мастер выполнял в строгой черно-белой гамме. По мнению художника, эти цвета наиболее эффектно передавали его настроения и чувства.
Нередко Посада наряжал своих рисованных персонажей в костюмы, платья и юбки. Для всех здравствующих это был тонкий намек, что между бытием и смертью линия достаточно зыбкая. Как говорится, сегодня тут, завтра — там. Наоборот не получится никогда. «В природе нет ничего вечного. Даже в одну и ту же реку нельзя войти дважды. А что уже говорить о насущном. Рано или поздно оно превратится в пыль», — размышлял Хосе.
Поворотным для художника окажется 1888 год. Тогда Леон настигло сильнейшее за всю историю города наводнение. Ряд кварталов был полностью затоплен. Вода добралась и до жилища Хосе. На реконструкцию дома требовались немалые средства. И Посада принял волевое решение. Он покинул небольшой Леон и отправился в огромный Мехико, где начался новый виток его головокружительной карьеры. Гуадалупе не составило особого труда найти себе работу. Уже через месяц он внештатный сотрудник сразу нескольких газет и журналов: El Teatro, El Centavo Perdido, El Hijo del Ahuizote. Параллельно Хосе приобрел мастерскую и открыл свое печатное дело. У художника было столько заказов, что отдыхать просто не представлялось возможным. Короткий отпуск Хосе позволял себе лишь раз в год. В конце декабря он традиционно уезжал в Агуаскальентес, чтобы повидаться с родственниками, пообщаться друзьями. Но путешествие длилось всего неделю. И по истечении седьмого дня Посада снова стремился в Мехико, в свою мастерскую. По воспоминаниям коллег, на рабочем столе Хосе всегда стояли склянки с едкими кислотами, а в шкафах и на полу грудами лежали металлические пластины.
Посада любил экспериментировать, и часто его опыты давали неплохие результаты. Так, для создания своих литографических Calaveras вместо железного листа он придумал использовать деревянные доски. Это намного ускорило процесс, а фигурки приобрели большую выразительность. Мексиканский живописец Диего Ривера (Diego Rivera) позже напишет о творчестве Хосе Гуадалупе следующее:
В 1910 году в Мексике начинается революция, и мастер примыкает к движению сопротивления. Одновременно Гуадалупе осознает, что в стране много безграмотных людей. Они не читают газет, но им как-то нужно рассказать о происходящем в стране. Именно тогда художник вводит в обиход Corrido. На небольших листках бумаги он рисует карикатуры и снабжает иллюстрации стихами, высмеивая пороки высших слоев общества. Распространяли Corrido музыканты и артисты. Они приходили на шумные торговые площади и не только раздавали листовки, но и декламировали на разные лады рифмованные сообщения.
Три года спустя, в 1913 году Посада напишет свою самую известную работу, La Calavera de la Catrina, Кавалера Катрина. Скелет в модной женской шляпке станет олицетворением его искусства. Но это будет позже. А через несколько месяцев после создания своего шедевра Посада уйдет в мир иной. О нем и его произведениях быстро забудут. Как будто их и не было. Лишь спустя годы друзья и коллеги Хосе вновь воскресят безвестно потерянное имя своего соотечественника. Им удастся спасти около двух тысяч его литографических творений. Многие из иллюстраций Посады стали частью коллекций крупнейших музеев мира. А в 1972 году в родном для художника Агуаскальентесе открыли его музей. В этом же городке появилась улица, названная его именем — дань благодарных потомков, для которых Посада открыл новое искусство политической сатиры.
