Я ненавижу хороший вкус. Это скучное словосочетание, от которого задыхается все живое.
Хельмут Ньютон
В нем видели метра и гуру фотографии, в его работах искали и ищут глубокий смысл, но он знал лучше всяких критиков и почитателей, что продает женское тело и то, что создано скрывать его: одежду, обувь, машины, часы, душу, мечты, эмоции, ожидания. Как таковая оболочка Ньютона не сильно интересовала. Его привлекало то, что таилось в ее сути, высмеивание массового слепого подражания моде.
Однажды Ньютон проводил съемку в борделе. Хозяин выделил ему комнату, и Хельмут притащил туда манекенщицу, ассистента, парикмахера и ассистента парикмахера. Тогда хозяин воскликнул: «Вы сюда пришли, чтобы устроить оргию или фотографировать?» Он пришел туда совращать, потому что фотография для него — процесс совращения. Вы не найдете в его работах невинных девочек с большими грустными глазами. Их и так чересчур много вокруг. Но невинны ли их большие глаза? Чисты ли их помыслы о кадиллаке и красивой жизни?
Впервые Хельмут Ньютон взял в руки фотоаппарат в двенадцать лет и не расставался с ним до последнего дыхания. Он никогда не отождествлял свою работу с чем-то сверхъестественным и не набивал себе цену, как это любят делать именитые и не очень фотографы. Он воплощал в жизнь свои сумасшедшие, тянущиеся с детства идеи, где девушки из классической литературы расхаживают в шубах на голое тело по улицам Парижа, и подглядывал в скважину за тем, кем вы позволяете себе быть, когда вас никто не видит. Или не позволяете…
Эротическая фотография Ньютона нередко подвергалась критике. Феминистки упрекали его за отношение к женщинам. С их точки зрения, он обращался с женщинами так, как фермер обращается с картошкой. Самая известная в Германии феминистка, основательница женского журнала «Emma» Алис Шварцер, разнесла в пух и прах серию фотографий Ньютона, где он снимал обнаженных амазонок, и назвала его «фашистоидом».
Его собственное лицо всегда было скрыто грустной маской, состоящей из смеси полуулыбки с разочарованием. Он знал об этом гадком и продажном мире все и предпочитал жить легко, точно зная, что мир все равно растопчет и праведника, и грешника, все равно схватит тебя своей саблезубой пастью за мягкую целлюлитную задницу.
Именно поэтому быть грешником куда приятнее. Именно поэтому мы все хотим видеть красивые женские лица, а не изуродованные проблемами и лишениями лица стариков. Именно поэтому картинка Хельмута Ньютона зачастую так вульгарна, тогда как ужас человеческих лишений просто отвратителен. В высоких интеллигентных кругах, глядя на его работы, издавна повелось говорить, что это большое искусство. «Фотография никогда не лжет, но моя — всегда», — сказал в одном из интервью Хельмут Ньютон.
Это одна из самых известных работ Ньютона, его автопортрет. Справа его верный помощник, а иногда наставник, — жена. На аукционе Christie’s несколько лет назад эта фотография была продана за 140000 $.
Он никогда не снимал бедность. Снимать уродливую нищету гораздо проще. Все знают, что такое нищета, и она не прельщает никого. Над распущенностью богатых Ньютон откровенно издевался всю свою жизнь, над массовой культурой и примитивными ее потребителями. Над глупыми читательницами глянцевых журналов и не менее ограниченными модельками, берущимися за обсуждение серьезных тем. И день ото дня с облегчением восклицал: «Какое счастье, что я живу с нормальной женщиной!» Со своей женой Джун Хельмут Ньютон прожил более 50 лет.
Его фотографии всегда были на грани скандала: Хельмут Ньютон показал публике то самое «коллективное бессознательное», о котором писал Фрейд, удаленный от публичной жизни мир тайных желаний и эротических фантазий, в которых мы редко признаемся даже сами себе. Потому что мы привыкли жить и видеть глазами, а он — сквозь призму своего объектива.
Он ненавидел, когда дизайнеры одевают моделей в бесформенные кофты и платья, укутывают их в шарфы и огромные туники, обувают в балетки и скрывают рельефы тела. Они создают все то, что отталкивает мужчин. Асексуальную бессмысленную одежду. Кто покупает ее и зачем?
Во всяком случае, он говорил: «Сексуальность никак не связана с тем, какая у женщины грудь — большая, маленькая или ее вообще нет. Я думаю, все это связано с головой. Это интеллект. Я полагаю, то, что происходит в голове у женщины, гораздо важнее того, блондинка она или брюнетка».
«Отец говорил мне, что я кончу свою жизнь на дне, потому что думаю только о девчонках и фотографиях», — рассказывал Ньютон. Отец был прав, но именно девчонки и фотографии сделали его сына знаменитым. Хельмут Ньютон родился 31 октября 1920 года в берлинском пригороде Шонеберг в еврейской семье. Родители будущего фотографа, отставной военный и «пуговичная принцесса», наследница большого американского галантерейного промышленника, не испытывали финансовых затруднений и баловали своего младшего сына. Согласно воспоминаниям самого Ньютона, он был «совершенно невыносимым, но очаровательным малышом».
В 1934 году к власти в Германии пришли национал-социалисты, в берлинских кафе появились вывески с надписью «Евреям и собакам вход воспрещен», в парках — желтые скамейки для евреев, на стенах домов — профашистская газета «Штурмовик»…
В 1938 году отец Ньютона, как и многие другие немецкие евреи, был арестован. 18-летний Ньютон отправился в Китай. Устроившись фоторепортером в раздел светской хроники местной газеты, молодой человек проработал там две недели, после чего был уволен за непрофессионализм. Вскоре после этого Ньютон покинул Шанхай и отправился в Сингапур, где открыл свое первое собственное ателье. Вскоре японцы вторглись в Сиам и двинулись к Малайе, Ньютон, как и большинство эмигрантов, был посажен на корабль и вывезен из страны. Так после продолжительного морского путешествия молодой фотограф оказался в Австралии в лагере для интернированных. В военные годы Хельмут Ньютон работал на сборе фруктов, а когда Австралия вступила в войну, пошел в армию.
Лишь в 1946 году, вернувшись в Мельбурн, он вновь создал крошечную фотостудию. Тогда же он познакомился с актрисой Джун Брюннель, которая в 1948 году стала его женой и верной помощницей.
Однако в те сложные годы от процветания Ньютон был очень и очень далеко. Большинство его заказов исчерпывались съемкой свадеб и редкими каталогами одежды. Единственным доступным Ньютону рабочим инструментом оставалась старая камера «Торстон Пикар» с тремя двусторонними кассетами, которые позволяли сделать шесть снимков, после чего фотограф каждый раз был вынужден отправляться обратно в студию для перезарядки. Несмотря на это, Ньютону время от времени удавалось «прорваться» в модные журналы, в том числе в приложение к австралийскому Vogue. Это укрепило его веру в собственные силы. Через несколько лет он принял решение отправиться в Европу и попытать счастье в английском Vogue.
Но редакторы не сильно рвались с ним сотрудничать. В парижском Elle Ньютона попросту обсмеяли. К счастью, несмотря на первые неудачи, амбициозный новичок не опустил руки. Только в 1961 году он начал снимать для французского журнала Vogue и стал одним из самых значимых фотографов, работающим в жанре ню. Sex sells («секс помогает продавать») — один из секретов его успеха.
В 1960–1980 годы Ньютону позировали чуть ли не все знаменитости: Энди Уорхол, Сальвадор Дали, Дэвид Боуи, Мик Джаггер, Софи Лорен, Элизабет Тейлор и многие другие. Он снимал в Америке и Европе, создавая четыре коллекции в год для французского Vogue и еще четыре в Милане и Риме. Целиком отдаваясь работе, постоянно забывал о себе, он держался на одних сигаретах и алкоголе, работал без сна и отдыха. Это закончилось вполне закономерным инфарктом. На одной из съемок в Нью-Йорке Хельмут Ньютон потерял сознание и провел две недели в клинике. Но даже там он щелкал на мыльницу все: медсестер, пациентов, желтые больничные коридоры.
Сальвадор Дали, мотель Meurice, Париж, 1973
Однажды Хельмуту, этническому еврею, довелось снимать Лени Рифеншталь, во времена Второй мировой войны заслужившую не самую приятную славу пропагандистки Третьего рейха.
Он рассказывал: «Я очень хотел ее сфотографировать. Приехал. А она взяла меня за запястье, сжала крепко-крепко, посмотрела в глаза. Потом достала какую-то газету и прочла: “Хельмут Ньютон сказал о Лени Рифеншталь, что та старая нацистка”. “Поклянись отныне не говорить про меня такого! Никогда!” — приказала она мне. “Лени! Я готов поклясться, что женюсь на тебе, только разреши сделать снимок!” — ответил я. И Рифеншталь тут же согласилась позировать. Теперь можете судить, насколько я порядочный человек».
На получившемся портрете 100-летняя старуха кокетливо смотрится в зеркальце. Но что удивительно, она со всеми своими морщинами, пигментными пятнами выглядит куда живее многих юных девиц.
У Ньютона всегда так. Его камера традиционно уродует и одновременно возносит. Она может быть палачом, может заковывать в кандалы собственных комплексов, а может освобождать, словно джинна из бутылки, внутреннее я. Дремлющее, сомневающееся, неуверенное. Зачастую это не заслуга модели. Но чаще — заслуга фотографа.
Своеобразным результатом творчества Хельмута Ньютона стала одна из самых дорогих книг в мире под названием «Sumo», опубликованная в 1999 году. Книга содержала основные работы автора и стоила 3 тысячи долларов. Поражает издание не только своей стоимостью и содержанием, но и параметрами (50х70 см) и весом (30 кг).
Ньютону нравилось все, что находилось за рамками правил. Его творческий путь — история длительного поступательного подъема и практически мгновенного, но воодушевляющего своей скоростью падения. 23 января 2004 года машина Ньютона врезалась в стену здания на бульваре Сансет в Голливуде. Ему было 83. В машине он был один.