XIII. 100-процентный христианский Бог

К сожалению, даже у многих выдающихся интеллектуалов нашего времени, когда они берутся рассуждать о «гипотезе Бога», из-под этих рассуждений выглядывает добрый и недалёкий дедушка с бородой, которого они почему-то и считают Богом христианства. В одном уважаемом научно-популярном журнале не так давно наткнулся на сентенцию одного из авторов, уверенно рассуждающего на темы современной космологии, что, мол, неплохо бы в наше время и Богу получить высшее образование… «Сильное» утверждение. Уж лучше «не поминать всуе», даже если вы и атеист, поскольку сказанное Бога никак унизить не может, а вот о широте кругозора автора говорит многое.

Оговорюсь сразу, описать христианского Бога невозможно, так как Он — непознаваем. Бог — это Начало, Причина всего существующего. Но сам Он — безначален, беспричинен, недвижим, неизменен и безграничен. И любое описание Его в рамках человеческих представлений и понятий ограничивает Его, поэтому такое описание всегда неполно и, по существу, неверно. А потому ранние христианские авторы часто обращались к так называемому апофатическому, то есть отрицательному богословию. Иными словами, пытались передать своё знание о Боге, во многом полученное из собственного мистического опыта, путём отрицания того, что может быть познано, так как Бог — выше всего. И приблизиться к Нему можно, лишь отказавшись от каких-либо чувств и рассудочной деятельности. Типичным примером такого богословия служат тексты величайшего христианского учителя Дионисия Ареопагита. Маленький отрывок из его работы «О мистическом богословии» я предлагаю и вашему вниманию:

С именем этого автора связана отдельная примечательная история. Дионисий Ареопагит упоминается еще в тексте «Деяниях святых апостолов», включенном в Новый Завет. То есть жил он в первом веке от Р.Х. и был одним из учеников апостола Павла. Однако произведения за авторством Дионисия появились лишь в V-VI веках. Причем исторические исследования доказывали, что именно где-то в V веке эти тексты и были написаны. Из-за странности их появления, все они были досконально изучены святыми отцами (учителями церкви) того и более поздних времен. И в конечном итоге признаны абсолютно христианскими и очень важными с точки зрения христианского учения. Но тайна авторства этих работ так и осталась нераскрытой. Считается, что некто взял себе такой псевдоним. Однако когда речь заходит о делах мистических, всякое можно предположить…

Восхождение к Богу, согласно Дионисию, возможно лишь через погружение в Божественный мрак, полное отрешение от какого-либо знания о сущем, потому что всё существующее ниже Бога. Если ты видишь перед собой Бога и понимаешь, что это Бог, знай, это не Бог, так как Бог не может быть умопостигаем. Собственно, здесь речь идет о богосозерцании, богообщении, что в результате и является сутью христианской жизни. Именно эта жажда богообщения с первых веков христианства вела тысячи подвижников в пустыни и монастыри, где они могли, отрешившись от мира, очистившись от всякого зла, встретить Бога «лицом к лицу». И всё же, согласно христианским представлениям, это созерцание не самого Бога, а созерцание и познание Его энергий.

Конечно, христианское учение не могло и не может строиться исключительно на отрицательном богословии. Привычные для нас богословие и теология — это всё же положительные (катафатические) утверждения о Боге. Но всё, что мы утверждаем о Нём, это, по словам того же Дионисия, лишь имена Бога, которые не отражают Его сущности, а только демонстрируют некие Божественные свойства по отношению к нам — Им сотворенным. И главное имя Бога — Благой. Он благ по отношению ко всему сущему. И Он же — Сущий, так Бог сам называет Себя Моисею (Исх. 3: 14). Но при этом мы чуть выше прочитали у Дионисия, что Бог не относится ни к чему сущему. Эта антиномия как раз и появляется из-за ограниченности человеческих представлений: неверно существование Бога помещать на одну плоскость с существованием всего, созданного Им. Его существование принципиально, качественно иное. Вот почему отрицательное (апофатическое) богословие считается более точным, более высоким, чем катафатическое.

Все выражения типа: «Бог разгневался», «простил», «помиловал», «насадил рай», «почил», Бог что-то сделал «рукою своею» и т. д. и т. п. — это всё так называемые антропоморфизмы. Люди, что совершенно естественно, склонны наделять окружающий мир собственными чертами и чувствами. Мы смело утверждаем, что, например, наш любимец-пёс «подумал то-то», «кошка решила сделать так-то», «пчёлы разозлились» и т. п. Но на самом деле, даже о таких близких нам существах мы ничего достоверно утверждать не можем. Какие ощущения испытывают пчёлы, защищая свой улей, или что они «думают» по поводу летающего на воздушном шаре медвежонке, нам не будет известно, скорее всего, никогда. И тем более будет совершенно неверным искать собственные черты в Непознаваемом. Но как представить своим ограниченным разумом иную реальность? Так Бог и начинает «видеть», «слышать», «знать», «чувствовать». Но всё это более чем условно. По христианским представлениям, Бог — бесстрастен. Он не испытывает никаких чувств в человеческом понимании этого слова.

Когда мы говорим, что Бог находится на небесах, на небе — это также сильно упрощенный образ. Слова «небеса», «небо» обозначают тут духовную высоту. Как пишет преподобный Иоанн Дамаскин (Иоанн из Дамаска), святой отец VII-VIII веков, в своём фундаментальном труде «Точное изложение православной веры»:

Никому не напоминает это голографический принцип: в каждом кусочке содержится целое? Правда, в нашем случае речь идёт не об изображении, а о Самом Живом Боге.

Изображение Иоанна Дамаскина

И кстати, опытные христиане не молятся на небо или к небу (по крайней мере, не должны так молиться). Они молятся внутрь себя, обычно в сердце. Как поучает великий Иоанн Златоуст: подойди к иконе, закрой глаза и молись Богу. Потому что, как говорит Христос в Евангелии: «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17: 21), или, по словам апостола Павла: «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» (1 Кор. 3: 16). А душа человека вопреки расхожим представлениям не в сердце или в каком-либо ином конкретном месте, она пронизывает всё тело и, по словам Иоанна Дамаскина, «не объемлется им [телом — Д.О.], но объемлет его, подобно тому как огонь — железо». Вот вам и представление об ауре.

Бог — Творец и Законодатель. Весь духовный и весь материальный мир, включая время и пространство, созданы Им. Как и все законы, которому подчинены эти миры, то есть то, что мы называем законами природы. Они и являются проявлением воли Божией. Стивен Хокинг в своей «Краткой истории времени» задаётся вопросом, однажды сформулированным Эйнштейном: «Какой выбор был у Бога, когда он создавал Вселенную?» Вопрос, с христианской точки зрения, не имеет большого смысла. И в первую очередь потому, что Бог мог ничего и не создавать. Он — самодостаточен. А мир был сотворен из-за избытка (в церковной лексике — «преизбытка») Божественной любви.

У знаменитого сербского писателя Милорада Павича в романе «Хазарский словарь» есть замечательный эпизод. Один из персонажей — шайтан, рассуждая о тайне смерти, демонстрирует собеседнику, как дать знать летающей около них моли, что он существует, «но так, чтобы она тебя поняла, и чтобы ты был уверен, что она тебя поняла до конца». После чего встает, прихлопывает эту моль и показывает расплющенные на ладони ее останки. «Ты думаешь, она не поняла, что я сказал?» — вопрошает шайтан. Но шайтан, он на то и шайтан, он же дьявол, чтобы во всём противодействовать Богу. О своём существовании дьявол может заявить только через страдание и смерть. Бог обозначает своё существование, приводя всё из небытия в бытиё, предлагая сотворённому разделить с Ним любовь и радость жизни.

А далее всё — согласно антропному принципу: материальный мир создан для человека. Создан таким, в каком человек может и должен стать правителем. Но в отличие от наших космологов, Бог не описывает законы природы, а создает их. Так что выбор у Него был. Беспредельный.

За исключением, пожалуй, одной вещи. Согласно христианскому взгляду, от совершенного Бога не может произойти ничего несовершенного. Но совершенство предполагает свободу. Или как говорит Иоанн Дамаскин, «добродетель не есть что-либо, совершаемое по принуждению» (Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Книга II. Гл. XII). Поэтому Бог не мог не наделить всё разумное свободой воли, а иначе бы, согласно Иоанну, «и разум будет в нас излишним, ибо мы, не будучи господами никакого дела, излишне обдумываем его про себя» (Книга II. Глава VII.) А свобода воли предполагает и возможность отказа от добра. Что и произошло в случае с дьяволом и в случае с Адамом. Но нынешний мир, искаженный грехом и полный страдания и смерти должен прекратиться, и явится «новая земля» и «новое небо».

Бог — прост. Ричард Докинз, автор нашумевшей книги «Бог как иллюзия», идеолог атеизма, этолог, удивляется, почему теологи говорят, что Бог прост. Он же, говорит Докинз, должен быть очень сложным. Г-н Докинз не понимает, что сложность — это сочетание различных элементов (от слов «сложение», «складывать»). И чем больше элементов в системе, тем она сложнее. Бог же — целостен, он состоит из единой Божественной сущности. Поэтому Он — прост, в отличие, например, от человека, который состоит из духа и материи; а тело его состоит из клеток, которые — из молекул, которые — из атомов и т. д. Как говорит Иоанн Дамаскин:

И Он же — Троичен. Это, кажется, известно всем: Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Святой Дух. Но это Его ипостаси, Его лица, Его проявления по отношению к внешнему (оно же — тварное). Бог — Един по своей сущности, но Троичен в лицах. По словам известнейшего православного богослова русского зарубежья Владимира Лосского (1903–1958), совокупность Ипостасей Троицы «всегда равна только единице (3 = 1), тройственное число не является количеством, как мы это обычно понимаем: оно обозначает в Божестве неизреченный Его порядок».

Лица Святой Троицы соотносятся так: Отец — нерождён, Сын — рождён Отцом, Святой Дух исходит от Отца. В западной церкви считается, что Святой Дух исходит и от Отца, и от Сына. Это догматическое расхождение стало формальным поводом разделения католической и православной церквей в 1054 году. То, что Сын рождён, не означает, что когда-то был Бог-Отец, а Сына или Святого Духа ещё не было. Они вечно сосуществуют едино. Поэтому совершенно правильно будет сказать, что Сын вечно рождается от Отца, а Дух — вечно исходит. Отец, Сын и Дух находятся друг в друге, не сливаясь друг с другом, но и не существуя один вне другого. Можно сказать и так: Отец все творит Сыном в Духе Святом.

Почему всё это именно так, никто из смертных вам объяснить не сможет. Так Церковь интерпретирует Божественное откровение, содержащееся в библии и переданное апостолами. Голову над проблемой Троичности Божества ломать не стоит. Тут мы имеем дело с иной реальностью, и постигнуть эту реальность логическим путём невозможно.

Бог — Вседержитель, в том числе и в значении «Всё поддерживающий», как в словосочетании «поддерживать жизнь», а также «всё в Себе содержащий» (Дионисий Ареопагит). Так почему же Он «держит», «поддерживает», «содержит» зло? Чуть выше мы говорили о том, что, по христианскому убеждению, без свободы нет совершенства. Уничтожение зла мановением руки, уничтожит и породившую его свободу. Но Бог — всеведущ. Сам Он — вне времени, и Ему известно всё, что было, есть и будет во времени. Почему же Бог, всё предвидя, творит будущих носителей зла? Иоанн Дамаскин отвечает на этот вопрос очень просто: если бы то обстоятельство, что некто по своему собственному изволению в будущем окажется злым (то есть злоупотребит свободой воли), препятствовало бы его появлению, «то зло побеждало бы Божию благость». (Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Книга IV. Гл. XXI) 

Христиане убеждены: любое зло Бог, в конечном итоге, оборачивает в добро. Здесь я не удержусь от сравнения христианства с иными религиозными системами и замечу, что именно это наиболее ярко выделяет его из числа других религий. Христианский Бог — не справедлив. Он — милостив. Одно из главных Его имен — Любовь. Парадоксальным образом именно поэтому мы живём сейчас в несправедливом, злом мире, князем которого выступает дьявол. Школа, которую проходит здесь человек, должна привести его к очень важному и совершенно свободному, осознанному выбору: добро или зло. Бог или дьявол. Жизнь или смерть. А те религиозные и религиозно-философские системы, которые добро и зло считают равнозначными началами бытия, вольно или не вольно оправдывают претензии дьявола на равенство с Богом.

Надеюсь, уважаемый читатель помнит знаменитую Рублёвскую «Троицу»: три Ангела на престолах вокруг стола, в центре композиции — на столе — чаша, в которой лежит голова тельца.

Считается, что эта икона символизирует Предвечный Совет — внутренний совет Триединого Бога перед сотворением человека. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему», — одна из крайне редких строк Ветхого Завета, где Бог говорит о Себе во множественном числе (Быт. 1: 26). Нет, это не подчеркивание величия (что-то типа «Мы, Николай Второй…»). Христианство однозначно истолковывает эту строку как отражение Совета Трёх Божественных ипостасей в очень важный момент творения. Бог, знающий о грехопадении Адама, одномоментно (вот  ограниченность нашего восприятия и мышления — говоря о вечности, всё же приходится оперировать временными понятиями) принимает решение и о предстоящем Воплощении и Жертве Сына. Будущее зло твари не способно ограничить Божественные любовь и благость. Творя Адама, Бог готовит и его искупление.

Искупление — это действие самого Бога. Действие, направленное на то, чтобы вернуть человека в первозданное состояние. Но уже на новом витке: человека повзрослевшего, познавшего зло и свободно от этого зла отказавшегося.

По-моему, не обязательно быть профессиональным историком, чтобы увидеть, какой выбор между добром и злом делало человечество на протяжении всех тысячелетий своего существования. Достаточно вспомнить избитую фразу, что история человечества — это история войн. Учила ли чему бы то ни было такая история человека? Наверное, чему-то всё-таки учила, потому что Христос пришёл ровно тогда, когда хотя бы часть человечества могла Его воспринять. Но хочу напомнить и то, что одна цивилизация, согласно библии, была-таки уничтожена Всемирным потопом. Мог ли человек, поколение за поколением, «вкушая плод познания добра и зла», самостоятельно вырваться из пут зла? Тут ответ всех учителей Церкви однозначен — не мог. Вырвать человека оттуда мог только Сам Бог.

Именно поэтому Бог стал человеком. Он стал человеком, чтобы человек мог-таки стать богом (максима св. Иринея Леонского, II век). Воплотился Бог-Сын, Бог-Слово («И Слово стало плотию…» (Ин. 1: 14)). Иисус Христос был 100-процентным человеком и 100-процентным Богом в одном Лице (не 50 на 50, а именно вот так: 100 на 100). Божество и человек объединились в одну ипостась. Преподобный Иоанн Дамаскин пишет по этому поводу:

И тем самым была обожествлена человеческая плоть вообще, плоть всякого человека. 

Почему всемогущий Бог выбирает именно такой способ спасения человека: через воплощение и последующую крестную смерть? Христианство относит это к Божественным тайнам. И всё же логическим путём можно попробовать хотя бы приблизиться к её разрешению.

Мы уже говорили, что самостоятельно вернуться к Богу человек не мог. Насильно вернуть человека к себе не хотел Бог: свобода выбора для разумных существ – один из основных установленных Им законов этого мира. «Милости хочу, а не жертвы», – говорит Христос. Тварь может отказаться от зла и вернуться к Богу только добровольно.

Бога невозможно видеть — Он Дух, к тому же такой, что «на Негоже не смеют чини Ангельстии взирати». Но Он воплощается, смиряет себя, представ перед людьми подобным им, тленным человеком. Это смирение и есть та жертва, которую приносит Бог. Безграничный ограничивает себя падшей человеческой природой. А вслед за этим единая ипостась Бога и человека претерпевает унижение, физическое страдание и крестную смерть. Зачем?

Следует заметить, что в воплощении и искуплении высший мистический смысл тесно переплетается с вполне доступной человеку символикой. Что может стать более зримым, потрясающим сами основы мироздания, чем распятый на дереве Бог!?! Самая позорная, согласно ветхозаветному закону, смерть: «проклят пред Богом [всякий] повешенный [на дереве]» (Втор. 21: 23). Бог униженный, умерщвлённый собственным творением! Это и укор человечеству: до чего же оно дошло, насколько низко пало! Это и черная тень ужаса, наползающая на людские души: если Он действительно Сын Божий, каким же будет воздаяние!?! Но вместо призыва к мести тихое: «Отче! Прости им, ибо не ведают, что творят» (Лк. 23: 34). И Воскрешение. И Евангелие, то есть — Благая весть: вы не рабы больше дьявола и смерти, и тление превратится в нетление, и мёртвые восстанут. Распятый Бог стал высшим символом жертвенной любви!

Как ещё, какими уговорами, какими чудесами можно было, не прибегая к насилию, заставить людей содрогнуться, расшевелить их покрывшиеся коростой души, разбудить заснувший, но изначально вложенный в них Божественный дух? И человек содрогнулся. Сначала десятки, потом сотни и тысячи, потом миллионы и сотни миллионов. Никакие эволюционные психологи не в силах объяснить масштаб и скорость распространения христианства — религии, за принадлежность к которой в первые века её существования высшей наградой становились, с одной стороны, взаимная любовь, дружелюбие, кротость и готовность поделиться последним по отношению ко всем окружающим, а с другой — гонения, пытки и мученическая смерть.

В мистическом смысле таким образом Бог восстанавливает Его общение с человеком, освобождает человека из плена дьявола. Необходимо было, по словам Иоанна Дамаскина, «чтобы само согрешившее и павшее, и растленное естество победило обольстившего его тирана, чтобы оно таким образом освободилось от тления». (Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. Книга III. Гл. XII). Или как пишет апостол Павел: «Ибо как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1 Кор. 15: 21-22).

Кроме того, Христос Своей смертью и нисхождением в ад (вместе с Его человеческой душой в ад проникает и Его Божественный Дух) уничтожает ад, упраздняет до того момента действовавший закон, согласно которому души всех умерших отправлялись в это царство дьявола. Что примечательно: в аду Христос проповедовал и вывел оттуда всех, кто поверил Ему и пошел за Ним. Включая души той первой, уничтоженной Всемирным потопом цивилизации, которая в своё время так разгневала ветхозаветного Бога. Апостол Пётр описывает это так:

Это очень важный момент, так как в церковной и околоцерковной литературе очень часто можно встретить утверждение, что Христос вывел из ада только праведников. Нет, утверждает апостол: Он вывел всех, кто в него поверил. Иными словами, милость христианского Бога значительно шире и глубже, чем это представляется даже многим его проповедникам.

И в то же время очевидно, что среди целей Боговоплощения, была и цель внесения в жизнь человечества нового Учения, нового Откровения, то есть собственно Евангелия и Нового Завета. И вместе с тем нового нравственного императива.

Что же принес на землю Христос? Изменился ли человек после того, как сам Бог жил и умер среди людей? И если изменился, то отчего? Христос принес принципиально новый (точнее, обновленный, но принципиально обновленный) нравственный Закон. Две главные христианские заповеди, идущие ещё из Ветхого Завета, помните? И обе со словом «возлюби»:

А другие уже Новозаветные:

Красивые слова, метафоры? Кто же способен такое выполнять? Да потому и не выполняем, что все мы, по ветхозаветному выражению, «жестоковыйные» (непокорные, упрямые, противящиеся Богу, буквально — «твёрдошейные»)! А на самом деле это и есть христианство, это его нравственная суть. «Не противься злому…» — означает, что христианин, если он настоящий христианин, не имеет права даже защищаться, если на него нападают, а должен молиться и благословлять нападающего. Он может и должен только защищать. Кого-то другого, не себя: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15: 13). В этом смысле «Строчит пулемётчик за синий платочек…» — совершенно по духу христианская песня, потому что пулемётчик не за себя строчит, а за своих дорогих.

Кто способен выполнять заповеди Христа в полном объёме, сделать их образом жизни? Были и есть такие люди. Имя им святые. Но сами мы ой как не любим помнить про эти основополагающие заповеди!

И всё же. Изменился человек? Радикально изменился. Меньше в нём стало за эти два тысячелетия зла? Меньше, и намного меньше. Да, зло было, есть и будет в мире до конца времен: не надо забывать, кто этого мира князь. Но взгляните на пройденный человечеством путь чуть под иным углом. Не на число преступлений, творимых людьми со времён Каина, а на то, что в обществе в каждую конкретную эпоху считается преступлением, а что нормой. Человеческие жертвоприношения, убийства одного человека другим из-за ссоры или на гладиаторской арене, или мужем жены, или хозяином раба, — всё это многие века было нормой, частью быта, а вовсе не преступлением. Публичные казни, отрубание рук ворам, закапывание преступников живьем (и до сего дня кое-где за пределами христианского мира практикуется). Содержание умалишенных в тюрьмах (совсем до недавнего времени), рабство во всех его проявлениях (когда там его в США отменили?), геноцид, сегрегация и т. д. и т. п. А уж что себе во время войны можно было позволить… И всё это до недавнего времени было нормой. Но уходят эти нормы, уходят. Становятся дикостью, даже смертная казнь отступает. А по окончании Второй мировой войны мы вдруг узнали, что существуют и военные преступления, и за них даже судят.

Заслуга ли в перемене нравов христианства или всё-таки просвещения? Конечно, христианства! В первую очередь христианства! Смею утверждать, что ни эпохи Возрождения, ни эпохи Просвещения без христианства и вне христианства не было бы. Просвещение само по себе могло принести лишь более изощренные способы насилия и убийства людьми друг друга, что, собственно, и происходило, и происходит. На самом деле Возрождение и Просвещение стали реакцией собственно христианской среды на искажения базовых принципов Учения, которые принесло великое переселение народов и последовавшее за ним мрачное средневековье. Знаю, что многие со мной не согласятся. Потому что эпоха Просвещения отчасти — но только отчасти! — впитала в себя антицерковные лозунги и вместе с ними отрицание Христа и веры. Но эпоха Просвещения для церкви стала лекарством. Лекарством от увлечения принуждением к добродетели и излишне ретивого участия в мирских делах. И при этом образование и наука в современном понимании этих слов начинались в Европе с самой церкви, монахов и христианских монастырей.

Почему человек не изменился раньше, сразу же вслед за приходом Христа? И почему назначено второе Его пришествие? Потому что нам суждено жить во времени, меняться постепенно: поколение за поколением. Не забывайте о приоритете свободы воли. А воля в секунду не изменится. Крайне лаконично по этому поводу выразился великий российский святой XIX века Серафим Саровский: духовно вырасти, это не грушу съесть. Просто и доходчиво. А речь шла и идёт о духовном даже не росте, а перевороте не одного человека или группы людей (церкви), а всего человечества, о преображении не одной личности, а самой человеческой сущности. Сегодня историческое время сжато максимально (об этом мы поговорим чуть позже), поэтому в очень короткий период умещаются очень большие перемены, отчего они и бросаются в глаза.

Продолжение следует…