Одним из первых этим вопросом задался Сепир, а затем его концепцию доработал Уорф. В результате появилась гипотеза Сепира-Уорфа. Суть в том, что то, как мы описываем пространство и время, то, как мы их воспринимаем, напрямую зависит от языка, на котором мы говорим.
Вдумайтесь: я был там, я сейчас тут, я завтра пойду туда. Чувствуете разницу? То есть вы на ленте времени обозначаете, в какой именно момент будет совершено то или иное действие. Однако не у всех народов существует такое разделение. Китайский — один из так называемых безвременных языков, в котором глаголы не имеют категории времени. Китайцы обозначают временное пространство другими словами. Носители таких языков склонны воспринимать мир «в целом», глобально смотреть на вещи, а потому их решения можно считать более осознанными. Сравните их менталитет с нашим: уж сколько было сказано и перешучено про русское «авось» и вечные «завтраки»! Парадокс, времен нет у них, а проблемы с тайм-менеджментом — у нас.
У народов хопи отсутствуют существительные «зима», «лето» и другие времена года. Потому что лето — это когда тепло, птички летают, солнце печет. Лето не может быть жарким и не может быть холодным, так как лето — это состояние, особая форма наречия, но не существительное.
Между тем мы частенько обращаемся ко времени года также, как к объекту («зима, уходи!»), а вот у некоторых народов такая объективизация отсутствует. Они и воспринимают многие вещи, как «состояние», которое временно и пройдет. Мы же склонны сетовать на погоду, которая, вообще-то, всего лишь совокупность природных явлений.
То есть вопрос, который нужно задавать, на самом деле намного глубже и относится к разряду «что первично: мысль или материя». С одной стороны, мысль материальна и именно мысль в квантовой механике порождает материю. С другой стороны, мысль — это продукт нашего восприятия материи. То же самое относится и к языку: мы вроде бы описываем окружающую действительность, но при этом то, как мы это описываем, во многом зависит от нашей «программы».
Когда начинается эта программа? В самом раннем детстве, когда ребенок открывает глаза. На самом деле, некоторые исследователи полагают, что даже раньше — в утробе матери. Говорят, что у детей разных национальностей различается плач по интонациям, заимствованным от мамы. Ребенок не может говорить, пока все не потрогает, не обползет. Почему? Потому что в самом начале своего пути ребенок повторяет те слова, которые услышал, а среди них выбирает в основном служащие для описания своего состояния.
Все же знают «бо-бо»? И сразу понятно: ребенку больно. Но нужно, чтобы он эти ощущения испытал и потом выразил через звуки и слова. Вот манера его выражения мыслей и раскрывает сущность его мышления.
Таким образом, способ описания мира и выражения мыслей зависит от языка, но и среда, в которой мы растем, язык, на котором говорит наше окружение, влияет на нас.
В испанском языке, например, часто используют страдательный залог. Не «я разбил вазу», а «ваза разбилась». Прямо как на той картинке, которую показывают трехлетнему малышу, где нарисован пенек и упавший на асфальт ребенок. На вопрос, кто виноват, ребенок однозначно отвечает «пенек». Вот и в испанском так.
Итальянский — язык не только эмоциональный. Его невозможно представить без активного жестикулирования. Ощущение, что говоришь и одновременно дублируешь для глухонемых. А интонации? Попробуйте поговорить с итальянскими интонациями на русском. Получится… ну, странновато, минимум. Во-первых, у нас другая мелодика языка. Во-вторых, через полчаса вы, скорее всего, эмоционально устанете. Темперамент у нас другой.
А если бы вы родились в Италии? Скорее всего, вам сложно было бы говорить «ровно», как русские. Русские казались бы людьми с эмоциональным диапазоном табуретки. Но это же не так?
Кроме того, в русском можно сказать что-то вроде «более глубокий красный», и ваш мозг услужливо выдаст вам этот оттенок. У носителей других языков иное цветовое восприятие. Так, у северных народов существует множество обозначений оттенков белого. В некоторых же странах люди менее восприимчивы к оттенкам. Красный — это красный, голубой — это голубой, и разницу между голубым и синим люди если и понимают, то не придают ей особого значения. Значит, можно сказать, что лингвистические средства выражения для описания мира различаются в зависимости от языка. А значит, различно и мышление.
Обратимся к значению рода в языке. В русском, испанском и многих других языках понятие рода существует. Говоря о стуле в русском, мы думаем о «маскулинных» его качествах: добротный, способный выдержать наш вес. В испанском же «стул» будет женского рода, и некоторые испанцы на подсознательном уровне ассоциируют со стулом качества, присущие женщинам: элегантность, красота. То же относится и к слову «дом», которое в испанском также женского рода, и ко многим другим словам. Понятие рода заставляет нас добавлять предмету какие-либо качества, фактически одушевляя его. В английском ситуация обстоит по-другому. Возможно, поэтому переводы русских классиков на «безродовые» языки так портят впечатление.
В то же время понятие рода влияет не только на ассоциативный ряд, но и на качества характера. Русские, испанцы, французы и другие народы, в языке которых присутствует род, более склонны к сопереживанию и испытывают по отношению к вещам то, что совершенно непонятно представителям других культур. Русские чаще склонны привязываться к вещам, чем представители других наций.
Очень часто смешанные пары, начиная в какой-то момент говорить на языке одного из партнеров, чувствуют, будто бы встречаются теперь с совершенно другим человеком. Вот поговорите с кем-нибудь из своих друзей пару дней на иностранном и увидите, что этот факт в некоторых случаях может качественно изменить ваше понимание многих ситуаций.
Теперь о языковых казусах, которые особенно интересно изучать на примере славянской группы. Так, существует общеславянский корень, который встречается в словах «жизнь» и «живот». Интересно, что в некоторых языках «живот» и есть «жизнь». На словенском «позор» значит «внимание», «покопалисще» — «кладбище», а «упокоенец» — это «пенсионер». Изучая языки из славянской группы, вдруг понимаешь историю многих слов, давно утративших свой первоначальный смысл. Вот что такое, к примеру, сострадание? Сострадание означает способность сочувствовать человеку. По-словенски так и будет: «сочутье». Русское «чуять» — то есть «чувствовать», но больше на метафизическом уровне, интуитивном, созвучно сербскому «чути». Они «чую срцем» — слышат сердцем. А как звучит! Зато «понос» по-словенски — «гордость». Однокоренное слово к нему — «поносить», употребляемое, правда, чаще в негативном значении, чем в положительном.
Но все эти различия можно списать на среду обитания. То есть «бытие определяет сознание». Однако верно и обратное утверждение. Зайдите как-нибудь в любой православный храм. Или просто прочитайте молитву — Иисусову, «Отче наш», любую другую. Произнося этот особый набор слов, не ощущаете ли вы что-то на физическом уровне? Не клонит ли вас в сон? Скорее всего, второе. Когда человека клонит в сон, это не всегда означает, что ему скучно. В случае с молитвой это происходит из-за энергетики, которую несут в себе эти специальным образом скомпонованные слова. Фактически вы произносите лингвистический код, который действует на вас, как дискета с записанной на нее программой, вставленная в компьютер.
Что вы организму говорите — то он и испытывает. Это такие вибрации, если хотите. Почему в «намоленных» храмах физически ощущаешь мурашки? Почему воздух как будто «висит»? Существует теория, которая могла бы объяснить эти явления. Экспериментаторы взяли два стакана с водой. На одну воду молились, на другую — ругались. Так вот кристаллы воды в том стакане, на который молились, имели вид снежинок, а в том, на который бранились — вид хаотичный. Наглядно эксперимент показан здесь. Однако нет никаких обоснованных научных доказательств правдивости этой теории.
Силу слова изучили на квантовом уровне. В книге «Физика веры» Т. и В. Тихоплавов об этом подробно рассказано с точки зрения вибрации слова и торсионных полей. Попробуйте провести эксперимент: прочитайте молитву на современном русском и на старославянском. Интересно, будет ли какая-то разница?
Способны ли люди разных национальностей и разного менталитета понять друг друга? Способны. Но для этого необходимо, чтобы каждый из них хотя бы чуть-чуть вник в культуру другого человека. Звучит, как заезженная пластинка, но пока вы не увидите человека в естественной для него среде обитания, пока не наслушаетесь мелодий его родного языка, вряд ли вы до конца сможете понять его. Даже просто слушая язык и не понимая его, можно многое узнать.
Это как если бы вы ходили между таких эфемерных «желе» с разными функциями и вибрациями. Одно «желе» ворчит, второе — мурлычет, третье — сплетает причудливые узоры из слов. Возможно, все эти субстанции появились от одного предка. Их влияние на нас удивительно, но не заметить его нельзя. Вероятно, когда-нибудь лингвистические тайны будут окончательно разгаданы. А пока мы можем лишь наслаждаться математической красотой языков, на которых говорим.