Mirror

Шекспироведы и ничто

Начиналось всё невинно, с книги Брайсона о Шекспире «Шекспир. Весь мир — театр». Но речь в ней идет большей частью о шекспироведах, о Лондоне, об околошекспироведческих личностях, и меньше всего в ней было сказано о самом Уильяме Шекспире, потому что, как сразу предупреждает Брайсон, достоверных фактов о Шекспире — одна штука: жил такой.

Shakespeare

Жил-был человек, о котором известно очень и очень мало. Есть люди, которые сомневаются в самом существовании этого человека. Даже имя его в точности неизвестно: сколько автографов, столько и вариантов. Словом, точка.

Shakespeare

Исторический фон делает эту точку более устойчивой, даёт некоторую общую характеристику, но мало что прибавляет к личности.

Shakespeare

Однако же эта личность создала образ, проекцию себя — в данном случае, в литературе. Это было просто: образ возникает сам собой.

Shakespeare

Образ — соотнесём его с кругом — привлекает больше внимания, чем точка. Собственно говоря, точка становится центром круга. Чем больше они привлекают внимания, тем больше становится круг и тем больше внимания он привлекает.

Shakespeare

Поначалу круг соприкасается непосредственно с современниками, которые оказываются с ним связанными по обстоятельствам им неподвластным: оказались рядом. Но постепенно к кругу присоединяются люди, у которых нет иной с ним связи, кроме той, что они его изучали.

Shakespeare

Некоторые из них впечатляют достаточно, чтобы и самим обзавестись образом-кругом, хотя их круг по-прежнему будет «дочерним», присоединённым к первому.

Вокруг изначального круга возникает целый мир. В одной только книге Брайсона упоминаются десятки имён (а также библиотека, в которой собраны шекспироведческие книги — потребуется не одна жизнь, чтобы все их прочесть). Конечно, это не просто имена. Имена — это люди, истории, мысли, догадки, убеждения и многое другое.

Точка, без которой не было бы ни круга, ни этого мирка, становится ненужной. Дочерние суб-круги начинают жить собственной жизнью, обрастают суб-суб-кругами и точками, и даже в лице самого Брайсона суб-суб-суб-кругами. Собственно, точка исчезает. Словно высотка, у которой снесли первый этаж, но здание не упало, стоит себе, прекрасным образом опираясь на воздух. Уж если это не удивительно, тогда что?

Shakespeare

Что ещё прекрасно в книге Брайсона, так это то, что она показывает не только круг, но и многие суб-круги (о точках речь не идёт, поскольку точки автоматически превращаются в круги), в том числе книга создаёт образы нечаянных точек — людей, которые в прошлом были, по всей видимости, связаны с благополучно забытой точкой.

Образ, очевидно, сильнее реальности — образ становится реальнее породившей его реальности. Подобных примеров есть много, и можно было бы развить мысль о том, что основа нашего мира — воображение. Но сейчас речь не об этом.

В центре шекспироведческого мира — пустота. Шекспир-человек едва существует как факт, а ведь не будь его, не было бы и Шекспира-легенды, и так далее. Очень даже по-шекспировски, если подумать.

Мирок вокруг исчезнувшей точки в сердце своём полон молчания. Невольно думаешь, а сильно отличается ли наш мир от мира шекспироведов? Мы так любим материю, что не замечаем пустоту. А ведь без пустоты нет и мира, как без пробелов нет текста. Мы любим искать смысл, любим придавать чему-то смысл, нередко упуская из виду оборотную сторону того, что видим.

Так есть вероятность, что прямо посреди нашей привычной реальности зияет нехилая дырка. Опять же, есть вероятность, что метеорит упадёт прямо на это эссе и пролетит сквозь какую-нибудь «дыру» в рассуждении.