Mirror

Личный карцер: дневники Л. Н. Толстого

Очень страшно браться за такую тему, как «Дневники Л. Н. Толстого». Во-первых, сотни умных людей потратили годы на изучение жизни и творчества Льва Николаевича. Разве удастся сказать что-то новое или интересное? Во-вторых, мощь Льва Николаевича стала растворять меня в себе, поглощать и подчинять своей воле. Еле-еле выбралась, нелегко далось осмысление того, чем же были дневники для самого Толстого.

tolstoy

Моя замечательная учительница по литературе когда-то разрешила этическую дилемму, «хорошо ли, можно ли читать чужие письма и дневники», сказав, что в рамках изучения литературы — хорошо и можно, потому что на это была воля самих авторов, в противном случае они бы уничтожили эту интимную часть своего литературного наследия. Лев Николаевич был не против публикации своих дневников, но пересматривал свое отношение к этому вопросу несколько раз. На склоне лет он не хотел оставлять дневники периода молодости. В них, на его взгляд, было слишком много «гадкого», но потом передумал и сохранил. Но часть материала все-таки была изъята из дневников по просьбе жены, Толстой убрал более четырех десятков мест, где он нелестно отзывался о ней.

Дневники писателя — это не его романы. В дневниках сталкиваешься с чем-то абсолютно другим. Удивительно, как отличается художественное слово от бытописания в устах одного и того же человека, в нашем случае — гениального писателя. И даже если речь идет о возвышенных вещах: о Боге, о философии, о Духе и душе — выходит невыносимо уныло и плоско. Именно с такими ощущениями я вгрызалась в дневники Толстого. Подбадривал меня писатель резкими замечаниями в чей-то адрес или всплесками самобичевания.

tolstoy

Молодой Лев начинает свой дневник, оказавшись в клинике, в Казани. На больничную койку юношу привел диагноз неврастения. В той или иной степени проблемы с эмоциональной сферой были у Толстого на протяжении всей жизни. Жесточайшие приступы депрессии, панические атаки (вспомнить хоть «арзамасский ужас»), фобии (младенцев боялся брать на руки до дрожи) — все это было. И ему приходилось обращаться за помощью к докторам и серьезно лечиться.

Наверное, если отдать Толстого на растерзание психиатрам и психологам, то они разберут его на атомы. А если отдать антропологам или социологам, не говоря уже о литературоведах и историках — и подавно. Вдруг удастся раскусить этот крепкий орешек и понять, что за человек был Толстой, в чем загадка его таланта?!

tolstoy

Только смысла в подобных разбирательствах нет. Потому что Толстой — феномен. А феномен, как известно, это нечто, что существует без наших предыдущих знаний о нем и без дальнейших интерпретаций. Жив, интересен и ценен феномен, только пока он целостен. Погружаясь в мир дневников Толстого, я убедилась, что, скорее всего, это правильная мысль. Но одновременно, у меня почти не оставалось шансов не скатиться в пошлость и банальность, делая какие-то свои выводы.

На помощь пришел, как ни странно, Владимир Ильич Ленин, потому что он дал очень интересное определение Толстому и в контексте данной проблемы постижения феномена, кажется, что наиболее точное. В беседе с Горьким о Толстом, он как-то воскликнул: «Какая глыба, а? Какой матёрый человечище! Вот это, батенька, художник… И, — знаете, что еще изумительно? До этого графа подлинного мужика в литературе не было». Эпитеты «глыба» и «матерый человечище» — какие-то нечеловеческие. Ленин воспринимал Толстого как феномен, не разделяя в нем человека и писателя. Конечно, он его использовал в своекорыстных целях, втащил на олимп новых большевистских богов «зеркало русской революции» и пользовался им в утилитарных целях. Очень резко отмел весь «неформат» — толстовцев-хлюпиков, не сопротивление злу насилием и рисовые вегетарианские котлетки. Но в то же время первое издание полного собрания сочинений Толстого после революции (в 90 томах) инициировал Ленин, дав указание: «Толстого надо будет восстановить полностью, печатая все, что вычеркнула царская цензура». Однако тома, где содержались дневники и письма писателя, вышли предусмотрительно малым тиражом — всего 5 тысяч экземпляров. Его, от греха подальше, вдруг прочитают рабочие и крестьяне и смутятся некрепким разумом.

tolstoy

Вернемся к дневникам. Все начинается с «программных» заявлений: надо придумать правила, чтобы выполнять правила, ой, не выполнял, был занят другими делами, надо придумать правила, чтобы выполнять правила, которые позволят выполнять правила…

Но перечитывая время от времени свои ранние дневники, писатель остается доволен и решает продолжать, так как видит в этом занятии несомненную пользу для себя, только ему подвластно разглядеть те приметы, по которым он определял свой рост в этих записях.

Степень подробности описания своей жизни у Толстого весьма скромная. Но если встречаются, то лишь скупые замечания или вовсе пропуски, это не значит, что автор ушел в загул, бездельничает или барствует, хотя и такое бывало. Чаще всего это означает, что свершается гигантская внутренняя работа, идет творческий процесс. Есть пробел длиною в 13 лет, с редкими отступлениями. Вскоре после того, как писатель женился, дневник был заброшен. Может быть, отчасти и потому, что Толстой дал прочитать дневники своей юной невесте перед свадьбой? А там было все. В том числе и карточные долги, и пьяные гулянки, и страсти, и обещание Толстого: «У себя в деревне не иметь ни одной женщины, исключая некоторых случаев, которые не буду искать, но не буду и упускать». Таким образом, дневник был дважды «осквернен», на мой взгляд, тем, что он был прочтен другим человеком, и тем, что теперь надо было бы писать в нем что-то другое, ведь после женитьбы наступал другой, лучший, «чистый» этап жизни. Толстой предпочел молчать. Но это был чрезвычайно активный, плодотворный во всех смыслах период.

tolstoy

Отчаявшись постичь величие Толстого, я поддалась простому любопытству, решила узнать: как он реагировал на свой день рождения. Многие люди любят свой день рождения. Некоторые ненавидят. С возрастом появляется у этого дня и другой смысл — волнительный рубеж, подведение итогов за определенный период.

Толстой почти равнодушен к подобным сантиментам. Вот, например, запись за 28 августа 1852 года: «Мне 24 года; а я еще ничего не сделал. Я чувствую, что недаром вот уже восемь лет, что я борюсь с сомнением и страстями. Но на что я назначен? Это откроет будущность. Убил трех бекасов». А вот отрывок из записи, сделанной почти через сорок лет в день рождения: «28 августа. Ясная Поляна. 90. 63-й год мне. И совестно, что то, что 1890: 63 = 30, и что 28 лет моей женитьбе, что эти цифры представлялись мне чем-то значительным, и я ждал этого года как знаменательного. Встал поздно…». Мне кажется, черту Толстой подводил каждый день, оценивал себя строго и постоянно. Поэтому нет привязки к датам, юбилеям, он ничего от них не ждет.

tolstoy

В дневниках можно встретить частую и очень жесткую критику самого себя, за малейшую погрешность или несовершенство — беспощадное самобичевание. Толстой остер на язык и по отношению к другим людям. Не щадит ни друзей, ни родственников, ни знаменитых коллег. Посмешила запись от 25 августа 1862 года: «Дома тоска. Писал статью. Пошел ходить и ездить. Краснокуцкие (скверные мысли). Плещеев (бедная натура). Погодин — славная старость и жизнь. Чудная ночь… Кохановская — стерва, и все стервы, засохли в кринолине». Или совершенно обескуражила строчка: «Читал вторую часть «Мертвых душ», аляповато» (28.08.1857).

Феномен Толстого остается для меня загадкой, но накопленные знания создают иллюзию понимания. Да, можно узнать, что Лев Николаевич Толстой — рано лишился матери, был широко образованным человеком, хотя не окончил университет, он постоянно занимался самообразованием во всех областях, много читал, переводил, писал морализаторские и религиозно-философские статьи, огромные романы, сказки, искал Бога, разгадывал смысл жизни, без конца сомневался, строил школы, издавал журнал, пахал и сеял, собирал деньги на отправку сектантов за границу, спорил с церковью и властью, создал собственное учение, стал многодетным отцом, прекрасно играл в шахматы, виртуозно катался на коньках, смело воевал, лечился кумысом от депрессии, ссорился с классиками, сам стал классиком, прожил длинную жизнь, делал, что хотел, и чувствовал себя связанным Но открываешь его роман и пропадаешь. И больше не хочется понимать Толстого. У меня получается найти себя, когда я читаю его книги. В них нет ответов на вопросы, но там есть новые вопросы, которые и двигают вперед.

tolstoy

Дневники Толстого — это его личный карцер, там он воспитывал свой дух. В своих тетрадях мягкий, одинокий, неуверенный в себе юноша учился быть жестким для начала хотя бы с собой, учился отделять чувства от мыслей, постигал тайны бытия. Чтобы выжить, сохраниться, он учился управляться с неистовой силой доставшегося ему дара. Чтобы не сгореть, не сгинуть под его тяжестью и напором, в дневниках отдавал себе отчет в том, что пока он с этим справляется.

Кроме того, я согласна с представлением о том, что сентиментальный человек не может сотворить что-то значительное, ему сил не хватит, такой писатель не сможет убить своих героев, даже если требует сюжет, он всех пожалеет, зальет слезами и медом. Для того чтобы создать эпохальные, глубокие, пронзительные книги нужна воля, свободная от излишней сентиментальности. Толстой был гиперчувствительным с рождения. Именно поэтому он смог гениально описывать переживания, тончайшие эмоциональные нюансы своих героев: мужчин и женщин, стариков и детей, животных. И ему надо было закаляться, чтобы суметь все это выразить. А если захотите испытать на себе влияние энергии, с которой приходилось иметь дело Толстому, почитайте его дневники, будничные, на первый взгляд записи, через какое-то время вдруг становятся прозрачными, вы сможете заглянуть в бездну и содрогнуться.

tolstoy

Сокращение «Е.Б.Ж.» («Если буду жив») придумал Толстой и часто использовал его в последние годы жизни, в письмах и дневниках. Он жив без «если». И будет жив и в своих произведениях, и в более трехстах потомках, рассеянных по всему свету, и в миллионах читателей. Пока крутится земля, ей будут необходимы такие титаны, как Лев Николаевич Толстой. Потому что мы, простые смертные, можем опереться на их жизненный опыт и почерпнуть в их творчестве силы для героизма жить простой, обычной, будничной жизнью.

*Совсем недавно дневники без купюр, в полном объеме, в оцифрованном виде опубликовали на сайте.

Ссылка, где можно послушать голос Толстого.

Некоторые ссылки используемых источников:

[ «Правда», 1935, № 318, 19 ноября.].

[Л._Н._Толстой._ Полн. собр. соч. т. 72. М. — Л., ГИХЛ, 1933, с. 473.].