Анатомия Зигмунда Фрейда

Анатомия — это область биологии, наиболее приближенная к проблемам человеческого существования. Именно благодаря анатомическим исследованиям были открыты механизмы функционирования душевной жизни человека, что, несомненно, представляет первостепенный интерес для всякого человека, желающего сохранить душевное здоровье. Поскольку в случае утраты такового, обделённый им человек уже сам начинает представлять интерес для тех, кто занимается теорией и практикой душевной терапии, и превращается из субъекта в объект. Во избежание таковой метаморфозы нормальный человек тщательно сверяет собственные психические параметры с установленными психологами нормами и всякий раз с облегчением удостоверяется в своей абсолютной или относительной нормальности.

И совершенно напрасно! Метаморфоза неизбежна. Поскольку анатомия — фундаментальное основание психологии — не приспособлена обслуживать субъекта, который ей вовсе и не интересен. Анатомирование трупов, в лучшем случае, а в худшем — вивисекция. И вот её исследовательская база. Хотя нормальный человек и не идентифицирует себя с чем-либо подобным, тем не менее именно благодаря его легкомыслию в отношении вопроса самоидентификации исследование мертвого получило обыкновение выдаваться за изучение живого, а страдания одних людей (см. Нюрнбергский процесс) за необходимый науке ключ к будущему благополучию других.

Но только медицине нужен всего лишь ключ независимо от того, что за той дверью, которую он отпирает. Поскольку после этой своей миссии ключ никому уже не будет нужен и медицина вместе с ним. Поэтому господа врачи, психологи и психиатры ни с кем не церемонятся, принимая каждого обращающегося к ним человека не более чем за замочную скважину, к которой необходимо лишь подобрать ключ.

И не сомневайтесь, ключей здесь существует весьма увесистая связка. Но только не всякий специалист станет долго с ней возиться. Гален и Авиценна ещё позволяли себе такие вольности, но только не наши современники. Подогнать индивидуальный случай под общую теорию — вот фундаментальная проблема любой области медицины и психотерапии в частности.

Выдающийся психиатр XX века и основатель психоанализа Зигмунд Фрейд предложил гениальное решение этой многовековой научной проблемы. Основанная им традиция произвела огромный резонанс в культуре. В соответствии с ней было признано, что миром правит бессознательное. «Травматическая ситуация», «вытеснение» и «сопротивление» — вот простой закон функционирования ущемлённого бессознательным сознания человека. Используя эту триаду, психиатр уже мнит себя имеющим прямой доступ к сокровенной душевной жизни человека, который будучи менее осведомлённым в деятельности своего бессознательного, если хочет быть здоровым, должен слушать, что ему говорит врач.

«Душа человека — это тайна», — сказал бы какой-нибудь непросвещенный мудрец древности. Но всё тайное становится явным согласно теории Зигмунда Фрейда, который, однако, на практике пользовался восходящим к древности этого непросвещенного мудреца методом оракульского прорицания. В роли оракула он и выступал самолично. Но как известно, языческие оракулы обыкновенно оказывались неблагонадежными людьми. Не стал исключением из их числа и Зигмунд Фрейд. Эта привилегия была ему излишня. Так как тайное, кроме Бога, всё равно никто не знает. А его выдающийся психиатр XX века как раз и не принимал в расчет.

Воспользовавшись ситуацией всеобщего неведения, талантливый ученый не поскупился расточить свой сочинительский талант на шокирующие фокусы разоблачения тайн чужой душевной жизни. Одним из таких фокусов, о чем речь впереди, он заложил фундамент теории психоанализа, упростившей процесс разоблачения до критического минимума. Теперь любой психоаналитик может смело выбросить увесистую связку ключей на свалку, поскольку отмычка, предоставленная психоанализом, без труда справится с любым строптивым замком.

История психоанализа начинается с истории болезни фрейлин Элизабет фон Р. Осенью 1892 года один коллега попросил Фрейда обследовать некую молодую даму, которая уже более двух лет жаловалась на боли в ногах и плохо ходила. Фрейд предложил пациентке попробовать применить катартический метод Брейера. Но боли не исчезли и возникали время от времени с прежней силой. Дело решил случай. Однажды во время работы с пациенткой Фрейд услышал в соседней комнате мужские шаги и приятный голос задал какой-то вопрос. Вслед за этим его пациентка поднялась, прося его прекратить работу на сегодня: она услышала, что пришел её зять (муж покойной сестры) и спрашивает её. Вплоть до этого момента она не испытывала никакой боли, но после того, как им помешали, лицо и походка выдали, что неожиданно появились сильные боли. Подозрение Фрейда усилилось, и он решился ускорить окончательное объяснение. Все говорило Фрейду о том, что дело обстояло именно так, а не иначе.

Девушка подарила зятю своё нежное чувство, осознанию которого противилась вся её моральная сущность. Ей было нужно избежать осознания невыносимой истины. В те мгновения, когда эта истина становилась очевидной для её сознания, и появились сильные боли как результат удавшейся конверсии в соматическую сферу. Так решил Фрейд. Однако для терапевта настали теперь тяжелые времена. Эффект возвращения в сознание вытесненного представления оказался ошеломляющим для бедной девушки. «Итак, вы были давно влюблены в своего зятя», — сухо сказал Фрейд. Элизабет громко вскрикнула и сразу же пожаловалась на страшные боли. Она сделала ещё одну отчаянную попытку избежать «признания»: мол, это не правда, это он ей внушил, этого не может быть, на такую подлость она не способна… Фрейду было совсем нетрудно доказать ей, что её собственные высказывания не допускали иного толкования, но сопротивление продолжалось достаточно долго. До тех пор, пока два утешительных довода со стороны Фрейда — что нельзя отвечать за свои чувства и что само её заболевание является убедительным свидетельством её моральной чистоты — ни возымели на неё должного эффекта.

Парадоксальным образом религия и психология оказываются близки между собой. Так как величие божества предполагает односторонний порядок властного общения с поклоняющимся этому божеству человеком, так же точно и общение психотерапевта с предавшимся в его власть пациентом организуется по принципу подчинения властному мнению авторитетного лица. Оно не терпит споров и пререканий. Всемогущий Бог не спрашивает мнение человека по поводу установленных им законов жизни, но требует подчинения им. Так же точно и новейшие течения в психиатрии стремятся не к тому, чтобы согласовывать свои теории с реальной душевной жизнью живых людей, но, наоборот, пытаются эту реальную жизнь втиснуть в безжизненные теоретические формы.

В этом случае «творцом» этой новой безжизненной жизни становится сам ученый-теоретик, а его творениями оказываются те несчастные люди, для которых рациональное разложения их душевной жизни оказывается важнее самого реального жизненного процесса. Но только непосредственное переживание самого этого процесса рождает чувство самоидентифицирующей очевидности, при котором отпадает всякая потребность спрашивать других о том, кто я такой и что мне надо.

XX век стал некоторым этапом на пути прогрессивного развития секуляризованной культуры современного мира. Позади героические усилия европейских мыслителей, освободивших своих современников и потомков от тяжкого ига религиозного преклонения. Казалось бы, теперь предоставленный самому себе человек должен в полной мере раскрыть в себе свое достоинство свободного существа. Но этого не произошло. Случилось совсем другое.

Идейные достижения XX столетия разоблачают подлинную участь «освобожденного» человека. Как видно из истории мысли XX века, в этот период человек испытывает потребность в поиске объектов господства над собой. Экономический базис марксизма, бессознательное психоанализа, трансцендентальная структура структурализма — все эти и многие другие открытия XX свидетельствуют о глубоких внутренних утратах в душевной жизни людей. Теперь им приходится искать компенсации во внешнем мире. Но это не одно и то же.

Известно евангельское изречение «Царство Божие внутри вас». В христианской традиции Бог обращается к человеку на «ты» и высказывает ему свои повеления. И если в этом случае повиновение оправдывается высотой говорящего лица, то в случае психоаналитической терапии оно осуждается ничтожностью лица, слушающего эти повеления. Только чистый ноль или стремящаяся к абсолютному минимуму величина обращается вместе с этим и к психоаналитической терапии с глупым вопросом: скажите мне, кто я? Конечно, тут ему всё скажут и подробно разъяснят. Но если он и станет в результате отличной от нуля величиной, то лишь в противоположном направлении.

«Не сотвори себе кумира!» — вот основное, чего должен остерегаться всякий человек, испытывающий проблемы с самоидентификацией. Так как кумира чья-то самоидентификация волнует меньше всего. Ему важен он сам и успех его прорицаний. В этом убеждает всех история несчастной Элизабет, ушедшей в слезах от своего кумира, торжествующего триумфальный момент в истории психиатрии — основание психоанализа. Всякий идол требует жертвы. Фрейд и его коллеги не исключение.

В противоположность поражающей воображение эффективности психоаналитических методов труд философского познания мира и самого себя отличается несравненно меньшей претенциозностью. Философы на удивление скромные люди. Они не мнят себя высшим сортом людей, прорицающим чужие тайны. Именно поэтому ни в одном философском сочинении нет властного слова «ты». Обращаясь к таким же смертным людям, как и они сами, философы берут на себя смелую задачу оправдания своей точки зрения. При этом философские размышления предоставляют уму каждого воспринимающего их человека право быть утвержденными или отвергнутыми. Философ не ставит диагноз миру, истории, обществу, человеческой природе и т. д. Он лишь предлагает некоторое видение реальных проблем. Но его «точка зрения» направлена не на господство, а скорее на то, чтобы обогатиться за счет вызванных у читателей новых, неучтенных автором идей, возникших возражений, которые способствуют более глубокому проникновению в суть рассматриваемых проблем. Именно так и совершаются философские открытия, заслуживающие всеобщего внимания. Философия — это пространство свободы.

Философский труд требует огромного количества исписанной витиеватыми выражениями бумаги, и краткость здесь совсем не сестра таланта. Ведь не проблема всё упростить до минимума, как это ловко делает скальпель находчивого Фрейда. Но только его четкий, ясный и лаконичный диагноз нигде за пределами его клиники силы не имеет.

Пусть в ней он и смакует своё идоложертвенное, а в прочих местах — похвала философии.