Давным-давно в окрестностях ливийского города Селен в огромном, словно море, озере жил-был свирепый дракон. Местные жители, безуспешно пытавшиеся сражаться с ним и побежденные его ядовитым дыханием, наконец смиряются. Чтобы утолить голод ненасытного зверя, ему каждый день приносят две овечки. Это тем не менее не гарантирует спокойствие горожанам: иногда дракон находит какой-нибудь лаз в городских стенах и своим отравляющим дыханием сеет болезни и смерть. Когда же поголовье овец подходит к концу, лютый зверь получает более разнообразное меню, которое составляют одна овца и юноша либо девушка. Вначале по страшному жребию выбирают детей из незнатных семей, а затем, когда город почти опустел, печальная участь настигает и дочь царя. Правитель в ужасе пытается откупиться от подданных, предлагая злато, серебро и полцарства, однако разъяренная толпа грозит на это смертью ему и всей его семье.
Так начинается одна из историй «Золотой легенды», составленной в конце тринадцатого века итальянцем Якопо да Вараджине. Книга пересказывала библейские сюжеты с некоторыми авторскими дополнениями и была настоящим бестселлером в Венеции во времена Витторе Карпаччо (около 1460–1520). Именно это литературное произведение, а не оригинальные религиозные тексты, как было установлено не так давно, являлось источником многих произведений художника.
Карпаччо был настоящим летописцем своего города. В его живописных полотнах на, казалось бы, отвлеченные и вечные темы исследователи находят множество аллюзий на события, напрямую касавшиеся Венецианской республики. Так, в цикле, посвященном святой Урсуле, над войском беспощадных язычников, расправившихся со святой и с её многочисленной свитой на заре христианства где-то на территории современной Германии, реет знамя Турецкой империи, с которой Венеция конца пятнадцатого века уже долгое время находилась в состоянии войны.
В картинах Карпаччо, рассказывающих о житии первых христианских святых, ученые находят всё новые и новые портреты его современников, одетых по последней моде. А на картине, изображающей спор святого Стефана с еврейскими книжниками, среди присутствующих ученых мужей можно разглядеть заказчиков произведения, самого автора и его детей, а также не менее известного живописца и современника Карпаччо Джованни Беллини. Витторе, ища сюжеты в легендах, происходивших «давным-давно в тридевятом царстве тридесятом государстве», всегда обращается к своим согражданам, «обсуждая» важнейшие новости, события и недостатки своего времени. Точно так же произошло и с историей о драконе и святом Георгии.
«Золотая легенда», повествуя о подвиге святого Георгия, описывает торжественные и мрачные проводы дочери царя, выбранной следующей жертвой дракона. Девушку, как невесту, наряжают в роскошные платья, и начинается ритуальное оплакивание красавицы, подобно тому, как по традиции должны были оплакивать будущую жену, прощавшуюся с прежней вольной жизнью.
Царевна, сопровождаемая взволнованными взглядами подданных, спрятавшимися за стенами города, направляется к озеру, мимо которого по счастливой случайности в этот момент проезжал прекрасный юный всадник — святой Георгий. Девушка, ещё не ведавшая о скором чудесном спасении, рассказывает страннику свою печальную историю и пытается уговорить встреченного рыцаря поскорее покинуть это страшное место, уверенная в том, что никому не удастся справиться с чудовищем, но юноша «именем Христа» обещает ей помощь.
В этот момент появляется сам дракон, и всадник, «осенив себя крестным знаменем», стремительно пронзает его копьём. Однако зверь ещё не убит, а ранен. По повелению юноши царевна повязывает на шею обессиленного дракона свой пояс и приводит его в город. На глазах у пораженных жителей святой, опять же именем Христа, добивает того, кто мучил их долгие годы. После этого все горожане, бывшие язычники, принимают христианство от святого, даровавшего им спасение.
Рассказ Якопо ди Вараджине написан по всем канонам рыцарского романа, однако финал полностью соответствует библейской притче. Царь, тут же предложивший рыцарю богатства, полцарства и женитьбу на красавице дочери, получает отказ. Георгий, предназначенный служению Богу, таинственно исчезает, отправляясь навстречу новым подвигам и оставляя в легком замешательстве царевну, которой таинственный незнакомец явно пришелся по сердцу.
В картине Витторе Карпаччо представлен момент, когда белокурый всадник с решительным взором пронзает копьём пасть чудища. Лапы дракона подняты в бессильной попытке защититься, кровь льётся ручьями. Действие происходит на пустынном берегу озера, где виднеются обломки деревьев и пучки травы. Всё говорит о том, что когда-то дивное место было опустошено страшной тварью. На втором плане виднеется город и его жители, выглядывающие из башен и открытых ворот. Прекрасная дева стоит за святым и, сложив руки в молитвенном жесте, наблюдает за разворачивающейся сценой.
На высушенной земле в непосредственной близости от зрителя разбросаны останки жертв дракона. Среди черепов, оторванных рук и ног лежат истерзанные тела юноши и девушки, которые, очевидно, стали последними жертвами. Молодые люди весьма хороши собой и могли бы составить прекрасную пару. Оба светловолосые, а светлые волосы были характерным признаком венецианок, достаточно вспомнить картины знаменитых венецианцев Беллини и Тициана, они лежат в центре картины рядом друг с другом. Губы девушки приоткрыты, грудь, с которой была сорвана одежда, обнажена. Её тело, съеденное ниже талии, теперь обгладывается отвратительными гадами. Ящеры, змеи и жабы изображены среди останков несчастных. Две жабы явно смотрят на гениталии растерзанного юноши, лежащего без одежды.
Современникам Карпаччо был абсолютно ясен метафорический смысл картины. Символы и аллегории, к которым прибегал художник, окончательно сложились в Европе во времена Средневековья. Дракон — это образ всеразрушающей похоти, сопровождаемой кортежем разнообразных рептилий. Именно прямой предок дракона, змей, соблазнив Еву, явился причиной всех несчастий человечества. Демоны сладострастия присутствуют там, где грешники погибли от невоздержанности, и продолжают терзать тела, потерявшие невинность.
Похожие образы встречаются в искусстве Европы независимо от страны и временного периода. Достаточно вспомнить «Семь смертных грехов» ровесника Карпаччо Босха с изображением сладострастия, где на постели грешников, которых нечистая сила начинает препровождать в ад, восседает фантастическая рептилия.
На картине Карпаччо на совершенное прелюбодеяние символически намекают две раскрытые раковины, лежащие на земле. Змея, пожирающая жабу рядом с телами, указывала и без того уже довольно напуганным зрителям на умножение злых сил и на яд, яд же и питающий.
Рассказ да Вараджине это изложение концепции христианского брака. Царь, решив, что никогда уже не сможет понянчить внуков и устроить пышную свадебную церемонию, а именно об этом он сокрушается в «Легенде», готов согласиться на своеобразный «брак» с драконом, на союз со смертью, на грех прелюбодеяния. Когда же на поверженное чудище надет девичий пояс, это означает, что Похоть побеждена и царевна готова к законному бракосочетанию.
Удивляет поразительное сходство мёртвых юноши и девушки с Георгием и царевной. В одном живописном полотне Карпаччо выстраивает множество сюжетных линий и тонких иносказаний. Погибшие, придерживаясь целомудрия, могли бы сохранить свою целостность, но они выбрали иной путь. Быть может, юноша это рыцарь, желавший также спасти красавицу, однако им двигало сладострастие, что и послужило причиной смерти обоих. Царевна, осведомленная об этом, обращается в повествовании «Золотой легенды» к Георгию: «Неужели ты желаешь погибнуть вместе со мной?» Однако дева не ведает о том, что перед ней христианский рыцарь, который, если и знал когда-то похоть, уже давно изгнал её. Именно целомудрие и стало спасением не только для них двоих, но и для всего города. Исход битвы был предрешен в момент совершения крестного знамени, поэтому самого сражения как такого не было. Дракон был убит ещё до удара копьём.
Эта чудесная история, прекрасно пересказанная великим живописцем, осталась для венецианцев некой захватывающей сказкой, которую, вероятно, мало кто воспринял всерьёз. Венеция, всегда отличавшаяся своенравием и свободными взглядами, не верит нудным поучениям. Дивная красавица, согласно легенде обрученная с переменчивым морем, Венеция являла собой прообраз нашей современности: динамичная, населенная многими народами, основанная на республиканских принципах.
Город любил праздники и веселье, которые не всегда увязывались с христианской моралью. Достаточно сказать, что к 1509 году количество куртизанок достигало 11164 на сорок тысяч жителей, о чём невозмутимо сообщает перепись.
Тем не менее именно венецианец Карпаччо вот уже несколько столетий предупреждает об опасности внебрачных связей, хотя со временем зрители перестали видеть двойной смысл этой истории, восхищаясь мастерством автора и радуясь чудесному спасению прекрасной царевны.