Вдохновение

О чем думала женщина, которая легла в кровать на год

Как хочется забраться в теплую постель и ни о чем не тревожиться, просто думать обо всем на свете. Как хочется остановиться, перестать быть двигателем, буксиром, рабочей лошадкой, которая тащит за собой весь мир. Пусть он кружится сам по себе, пусть листья сами падают с клена, Еву это больше не касается, ей хорошо. Или она себя обманывает? Может ли быть хорошо человеку, разучившемуся жить? Узнаем это из последнего романа Сью Таунсенд «Женщина, которая легла в кровать на год».

Susan-Townsend

Думать обо всем на свете — удовольствие, которого хрупкая миловидная женщина, героиня романа с необычным названием, была лишена долгие годы. Ведь главной заботой ее состоявшейся, достойной уважения взрослой жизни никогда не была она сама, всегда находились персоны поважнее: муж, дети, мама, родственники, знакомые… Что, знакомая ситуация? Необычным является решение проблемы, которую представительница слабой половины человечества имела мужество признать. Ева, так зовут нашу героиню, давно желаемое удовольствие доставила себе сама, отодвинув, наконец, все остальное на задний план. А вот это уже не про нас. Мы не можем себе позволить капризы, пока не удовлетворили нужды всех вокруг, а наши желания постоят в стороне до тех пор, пока кто-нибудь не придет и не осуществит их, взмахнув волшебной палочкой. Возможно, и Еву долгие годы останавливало чувство долга, а самоотречение придавало сил, но до определенного момента, пока она вдруг не поняла, что не может больше жить. Не «я не могу так больше жить», а именно «я не могу жить». Почему? Героиня книги не пытается, очевидно, найти ответ на этот вопрос, однако делает первый шаг к пониманию себя: она разрешает себе жить так, как она может, лежа в постели. Мать двоих детей, примерная жена и дочь вдруг сложила с себя обязанности и осталась просто Евой Бобер.

Susan-Townsend

Тема служения интересам близких и дальних нам хорошо знакома, у подавляющего большинства взрослых женщин были те самые семнадцать лет бестолковой беготни с лозунгами «надо» и «должна». Кто-то выдерживает такую гонку под прикрытием высших гуманных устремлений, не задумываясь, кем и для чего они навязаны, а кто-то, устав бороться с собой долгие десятилетия, это у кого сколько терпения и сил хватит, опускает руки, и локомотив жизнедеятельности дает сбой, останавливается, какое-то время еще прогрохотав по инерции своими чугунными колесами.

Остановка — это когда валяешься с восьми утра до восьми вечера перед телевизором, не вставая ни поесть, ни попить, лишь раз доплюхав с головокружением до туалета. Когда мучает бессонница от недодуманных и таких навязчивых невеселых мыслей. Когда рыдаешь в ответ на простой вопрос ни в чем не повинного мужа, вернувшегося с работы, будучи не в силах ни понять, ни тем более объяснить происходящее. Когда уничтожаешь себя бесконечными упреками в лени, нежелании заняться делом, мысленно принуждая себя немедленно встать и сделать то одно, то другое, так нельзя, но при этом оставаясь на диване и продолжая себя ругать еще больше. Когда чувствуешь при относительно здоровом теле абсолютную беспомощность и собственную никчемность. Когда бегаешь по врачам в надежде найти хоть какую-нибудь более менее серьезную болезнь, которая никак не хочет находиться. Это чтобы оправдать свое изможденное состояние. Только ни один врач не в силах помочь, когда человек истощается в борьбе с самим собой. Ева оказалась честнее многих из нас и мудрее. Она перестала быть врагом самой себе в погоне за видимостью благополучия и одобрением окружающих. В ее истории не было вышеперечисленных побочных эффектов депрессии только потому, что она приняла свое состояние как есть, не пытаясь казаться той, прежней Евой, которую все хотели видеть. Вместо заботливой матери, жены и хозяйки вдруг появилась странная женщина, которая «бесится с жиру» и мучает своих родственников, заставляя ухаживать за собой.

Susan-Townsend

Странно называть поступком то, что не является осознанным действием на момент его совершения. Забравшись в постель, Ева не думала, что проведет там целый год, это не было ее осознанным решением. Импульс, инстинкт, чувство самосохранения подсказали, где уютно и тепло — в кровати, с пахнущими свежевыпавшим снегом белыми простынями, с большой мягкой подушкой, с обволакивающим покоем и безмятежностью пышного одеяла. Ева услышала голос самой себя, который усердно не желала замечать долгие годы самозабвенного служения близким, и не смогла больше ему противиться. Сколько можно уговаривать себя, что все хорошо, когда нет радости в душе? Сколько можно делать то, что нужно не тебе? Сколько можно себе врать? Хватит, теперь Ева просто наслаждается жизнью. Ей хорошо, она доверилась своим чувствам и впервые поступила по-настоящему правильно, согласно своим ощущениям, а не вопреки им, и больше никто ей не докажет, что она должна вставать и готовить на всех завтрак, убирать весь дом, стирать, наглаживать рубашки, покупать еду, которую она не ест, варить обед из трех блюд, ходить в химчистку и пропалывать газон, готовить дом к Рождеству, беспокоиться о муже и о детях, ведь ей и так хорошо, пусть теперь позаботятся о ней.

Susan-Townsend

Да, интересная ситуация, действительно комичная. Стоит узнать, как будет из нее выбираться «любящий муж», как отреагируют дети, найдется ли хоть один человек, чтобы поддержать Еву, а не обжечь ее очередным укоризненно-презрительным взглядом. Да и нуждается ли она в поддержке? Может, она решила поиграть в больную, чтобы таким экстравагантным способом привлечь к себе внимание? Непонятно. Ева должна быть счастлива, тем более у нее есть все, что для этого нужно: достойный муж, которого принято считать любящим, да и сам он того же мнения. Есть дети, уже почти взрослые — мечта любой женщины, смысл ее жизни, надежда на будущее. Есть, мама, заботливая, внимательная, желающая дочери и всей ее семье только добра. Разве можно допустить реальность странных и таких пугающих чувств — непонятное отвращение к мужу, каждый день разыскивающего свои носки, раздражение и обида на детей, не обращающих на мать никакого внимания, злость на вездесущую маму, пытающуюся прожить жизнь дочери вместо нее, на свекровь, вечно недовольную своей невесткой, а она ведь говорила сыну, говорила Нет, так не бывает. Мужа надо любить, детей холить, лелеять и все прощать, а свекровь уважать и слушаться, даже когда она тебя втаптывает ногами в грязь, приговаривая, что это для твоего же блага. Откуда-то вдруг всплывают воспоминания о школьной поре, о таких же доброжелательных воспитателях… и наворачиваются слезы.

Susan-Townsend

Самое противное, что во всех без исключения аннотациях на книгу говорится именно о комичности сюжета, об искрометном юморе, о чудаковатости героев, об уме автора, но нет ни слова о трагизме самой ситуации, в которой оказалась зрелая, умная, талантливая женщина. Если нежелание жить свою жизнь — это смешно, то с таким же успехом давайте посмеемся над теми, кто не встает с кровати в онкологическом отделении местной больницы, и посчитаем поведение их родственников странным. И те и другие ведь явно отличаются от толпы!

Страшнее депрессии, добровольного нежелания жить, в которой оказалась Ева, только рак, когда человек невольно оказывается перед лицом смерти. Заметьте, страшнее, а не смешнее. Ирония, с которой Сью Таунсенд описывает переживания героини, необходима для повествования о трагедии, которой невозможно взглянуть прямо в лицо, иначе она убьет тебя. Для этого автору пришлось уподобиться Персею и использовать юмор так же, как зеркальный щит, позволивший разглядеть и отсечь голову змееволосой Медузе Горгоне, которая погубила одним лишь взглядом столько героев, по неосторожности заглянувших ей в глаза.

Susan-Townsend

Спросите сотрудников МЧС, расскажут ли они вам с радостью о своем героическом служении, о спасенных ими жизнях, о том, что они видят каждый день, спасая по пятьсот живых душ за сутки? Могут ли участники боевых действий всерьез говорить о войне, или они предпочитают вспоминать незначительные анекдоты, отвлекавшие их тогда от страшной действительности? Однако все понимают, что наличие армейского юмора не повод для смеха над войной. Почему же при прочтении книги о глубочайшей трагедии человеческой личности мы должны смеяться? Возможно, потому что большинство из нас не знает о реальности существующей проблемы и не сталкивалось с ней лицом к лицу? Тогда, действительно, остается лишь смеяться, удивляясь изобретательности автора, поставившего своих героев в такие комичные и такие нереальные ситуации. Однако трагизм сюжета именно в том, что он правдив, как и документальная съемка. Просто не все эту правду хотят знать и, даже сталкиваясь с ней, предпочитают не верить своим глазам. А самое страшное, никто не знает, что с этим делать.

Susan-Townsend

Автор действительно необыкновенно умна. Кто может вместить да вместит. Кто захочет увидеть увидит. Она не навязывает свое мнение о происходящем, оставаясь беспристрастным повествователем рассказа. Ощутимого трагизма в книге нет, написано легко и каждый волен остаться при своем мнении: читал он комедию с оттенком невесомой грусти или трагедию с английским юмором. Но тем для размышления предложено автором немало. И если после ознакомления с повествованием о жизни другой женщины, полным ее чувств и переживаний, «странных» поступков и нескончаемого потока мыслей и воспоминаний, вы задумались о себе, цель достигнута. Мудрая Сью Таунсенд ненавязчиво приглашает нас в огромный мир собственных чувств, для кого-то таинственный и непознанный, а для кого-то и вовсе пока несуществующий. Доброго пути!