Blah, blah, blah Art

В 1964 молодого художника, который работал охранником в нью-йоркском Jewish Museum, уволили за то, что он уснул во время своей рабочей смены возле одного из экспонатов. Но через 50 лет Бохнер снова очутился в стенах музея, в этой раз со свой выставкой «Мэл Бохнер: Сила языка» («Mel Bochner: Strong Language»). «Strong Language» — книга сочинений Бохнера, в которой главы состоят из десятков работ художника, созданных с 1966 по 2013 года и символизирующих любовь мастера к языку и разнообразным его проявлениям.

Бохнер не всегда увлекался рисованием букв, собственно говоря, он даже не всегда был уверен, что хочет быть художником, не смотря на профильное образование. Но несколько лет сомнений, путешествий и, что скрывать, аскетичной жизни все-таки вернули Бохнера на путь истинный.

Художник не одно десятилетие испытывал страсть к геометрическим фигурам, использовал для их изображения любые подручные средства: мел, газеты, камни, стекло и даже орехи. А потом Бохнер переключился на «исследование» перспективы.

Но еще до «математического» этапа в творчестве художника, он, вдохновившись работами других мастеров, начинает рисовать портреты своих друзей с помощью букв. Эти словесные портреты, нарисованные в конце 60-ых в том числе, представлены на вышеупомянутой выставке.

Среди них есть и серия небольших портретов таких художников, как Марсель Дюшан, Дэн Флавин, Ева Гессе, написанных таким образом, чтобы передать характер творчества этих людей. Например, Портрет Евы Гессе, который состоит из таких слов, как «cворачивать», «скрывать», «покров» и «непонятный», имеет форму круга. Портрет как бы намекает на круговые формы некоторых из скульптур Гессе.

В серии буквенных портретов можно увидеть и автопортрет художника, который состоит из слов, продолжающих ассоциативную логическую цепочку после слова «я». Там есть такие слова: эго, личность, дух, душа, бытие и так далее.

Еще одним шедевром, написанным в 60-ых, является список «Minimalist Art — The Movie», который является не чем иным, как предложенным Бохнером списком актеров для фильма, где Джеки Глисон играл бы Флавина, Шон Коннери —Дональда Джадда и т.д. А Питер Фонда был бы в роли самого «режисера», Бохнера.

Ключ к пониманию творчества Бохнера, возможно, таится в картине «Language Is Not Transparent», написаной в 1970 году, но перерожденной на стенах Еврейского музея в Нью-Йорке.

Бохнер просто нарисовал черный прямоугольник на белой стене галереи, позволяя краске растекаться, а потом сделал надпись белым мелом: «Язык не прозрачен». Вот и краткий циничный ответ экспрессионистам и концептуалистам одновременно.

После 70-ых были годи молчания. Новая словесная серия «Tesaurus» рождается уже в 2000-ых. Следует отметить, что язык Бохнера существенно изменился. Теперь полотно Бохнера — это не лист в клетку, а широкие пространства всех цветов радуги, и картины теперь не неуверенные черно-белые надписи, а будто созданные на печатной машинке стройные ряды огромных букв.

Можно было бы и вправду подумать, что организованные надписи — продукт творения машины, а не человека, но богатая текстура, вызывающие цвета, неслучайные мазки и подтеки выдают кисть художника.

Часто язык Бохнера становится неразборчивым, заставляя зрителя подойти поближе, чтобы разглядеть определенные слова. Например, в работе художника «Meaningless», термины «mumbo» и «jabber» выскакивают из оранжевого фона, а вот слова «nonsense» и «babble» практически невидимы. Бохнер, в отличии от других словесных художников своего времени, считает, что иногда процессы чтения и рассматривания несовместимыми.

Музой художника на протяжении многих лет, кроме словарей, является «живой» язык обычных людей, изменения, которые в нем происходят. Именно поэтому в портфолио Бохнера есть работы а-ля «The Joys of Yiddish». Там изображены ярко-желтые слова и фразы, которые из гетто перекочевали в речь обычных американцев.

Со временем картины Бохнера становятся более жесткими и агрессивными. Художник в своих работах не брезгует фразами вроде «son-of-a-bitch», «bitchy», «go fuck yourself», «shit-list», как бы демонстрируя миру правду: вот чем переполнен современный мир на самом деле.

Одной из самых выразительных словесных работ Бохнера является серия картин, на которых не изображено ничего другого, кроме надписей «Blah, blah, blah».

Как удачно подметил однажды сам автор произведений, именно «Blah, blah, blah» работы чаще всего привлекают внимание посетителей выставок.

Но почему так много «Blah, blah, blah»? Возможно, это насмешка над многочисленными пустыми речами современного общества. Над словами политиков, чиновников, шоуменов, журналистов, экспертов, арт-критиков. Или же «Blah, blah, blah» — это обнажение внутреннего конфликта, конфликта его креативного и, без сомнения, талантливого «я» с его же внутренним законченным циником, который до сих пор не уверен, стоит ли ему быть художником…

В последних своих «Blah, blah, blah» работах Бохнер проявляет все больше фантазии и веселья, одевая каждую букву в другой цвет, рисуя одну и ту же картину в разной цветовой гамме. Он экспериментирует с тонами: использует совершенно разные, от неоновых до почти прозрачных. Иногда их с большим трудом можно отличить от цвета полотна.

Можно сказать, что Бохнер как «мастер слова» достиг совершенства в своих работах, но удалось ли ему донести зрителю, то что он хотел сказать? И что он вообще хотел сказать на самом деле?

Бесконечный поток слов и фраз в Еврейском музее Манхеттена в который раз напоминает, что язык Бохнера остался непонятным, непрозрачным в прямом и переносном смысле. То, что минуту назад казалось полной бессмыслицей, в следующий миг заставляет сходить с ума. Однако для того чтобы найти ответы, необходимо правильно задать вопросы. Иногда бывает сложно понять, что скрывается за эксцентричными настроениями картин, как объяснить словесные выходки Бохнера, что увековечено в его работах. И правда ли, что слово и изображение связаны так сильно?

Словно почувствовав, что такие вопросы могут появиться у многих, Бохнер рисует небрежёную надпись на белом холсте: «Я должен нарисовать вам картину?».

Да, это было бы правильно, думаете вы, это было бы намного понятнее. Но Бохнер, предвосхищает эту глупую фразу и дает свой насмешливый ответ в виде следующей работы.

Вопросы заданы — вопросов больше нет.