Русский
Свои произведения представляли импрессионисты, с неподражаемым искусством русского балета знакомила труппа Дягилева, прочные корни пускали кубизм и фовизм, создавали свой манифест футуристы. А те, кто был далек от искусства, но имел начальный капитал, стремились сколотить себе хорошее состояние. В числе таких успешных коммерсантов был и Альберт Кан (Albert Kahn).
Он вкладывал значительные сбережения в банковское дело, финансировал университетское образование и, как водится, был вхож во все круги тогдашней элиты. Однако этот человек небольшого роста, одетый с иголочки, умудрялся не привлекать к себе общественного внимания. Жил он уединенно на окраине французской столицы. Никогда не был женат, детьми за свой достаточно долгий век так и не обзавелся. Каждое утро Кан прогуливался по саду, раскинувшемуся рядом с его виллой. Альберт неспешно шел по мощеным дорожкам, любуясь красивыми растениями. Ах, каких здесь только не было! Из Чили, Мексики, Эквадора, Египта, Голландии.
Филантроп не один год посвятил проектированию оранжереи. Он зачитывался книжками по ботанике, отмечая галочкой, какие кустарники — иностранцы способны привыкнуть к парижскому климату. Была у Кана и другая страсть. Он испытывал неподдельный интерес ко всем техническим новинкам. Поэтому, когда получил приглашение от братьев Люмьер на презентацию их очередного шедевра, пошел туда, не колеблясь. Великие изобретатели кинематографа хотели познакомить публику с автохромом — уникальным способом изготовления цветных снимков. Это действительно был подлинный прорыв. Дело в том, что черно-белая фотография существовала еще с 1822 года. Эксперименты же с цветом особых результатов не давали. Исследователи никак не могли добиться от процесса легкости и простоты. Братьев Люмьер на этом поприще ждала удача. Они обнаружили, что цветные фотографии получаются, если окрасить крахмал в разные колоры, а затем нанести его гранулы на стеклянную пластину.
На торжественном вечере зрителям продемонстрировали снимки Северной Африки, сделанные автохромом. Фотографии были как живые. Вот бедуин едет на своем навьюченном верблюде. Вот раскинулись бескрайние песочные берега пустыни Сахара, над которыми возвышаются царственные пирамиды. Вот один из местных базаров, где торгуют всякой снедью…
Кан настолько проникся увиденным, что даже купил себе на память ряд карточек. Тогда же в его голове зародился грандиозный по своей значимости план. Француз решает запечатлеть мир в движении, рассказав при помощи фото и видео, как живет человек в разных точках Земли. Назвав свой проект «Архив Планеты», Альберт Кан пригласил на дуэль его Величество Время.
Уже через несколько дней филантроп заказывает у братьев Люмьер новейшие видеокамеры и автохромные фотоаппараты. Параллельно дает объявление в газету о наборе фото и кинорепортеров. На призыв о новой необычной работе откликнулось много желающих. Но Кану были нужны не только талантливые, целеустремленные, но еще и смелые люди, готовые ради хорошего кадра пройти огонь, воду, медные трубы. Таких набралось три-четыре десятка. Француз быстро оформляет их в штат и отправляет в первые командировки по странам. Вне зависимости от определения места цель у сотрудников одна: стать свидетелями уходящих эпох, рождения новых наций, показать сохранившиеся древние культуры и цивилизации.
На финансиста работали в основном мужчины-корреспонденты. Считалось, что так удобнее: перед ними охотнее раскрывались двери, с ними свободнее вели беседу. К тому же сильный пол лучше разбирался в технике и был не прочь поэкспериментировать. Скажем, известен случай, когда один из сотрудников Кана в погоне за удачным видео прикрепил ручную камеру к автомобилю с открытым верхом. Следуя по проезжей части, он запечатлевал мирно гуляющих пешеходов, куда-то спешащих велосипедистов, повозки с товаром.
Но была в абсолютно мужской команде одна девушка. Звали ее Маргарита Меспуле (Marguerite Mespoulet). Серьезная и настырная, она могла справиться с любым заданием. Ей досталась страна с не менее свирепым климатом — Ирландия. Дожди здесь — привычные гости, а влажный холодный воздух пробирает до костей. Маргарита ступила на ирландскую землю в критический для государства период. Повсюду витал дух гражданской войны. Шли разговоры о получении независимости и провозглашении республики. От местных жителей Меспуле прознала о том, что в графстве Голуэй существует старинная рыбацкая деревушка Кладдах. Это поселение было известно еще с седьмого века нашей эры. А к началу двадцатого столетия оказалось одним из последних прибежищ кельтов. Белые одноэтажные домишки, крытые ветхой соломой, туалет на улице, абсолютное отсутствие электричества и водопровода… Перед Маргаритой предстала весьма мрачная картина. Но ее поразило другое: явный дефицит благ цивилизации нисколько не печалил кельтов. Они всегда были веселы и жизнерадостны. Местом встреч односельчан служил колодец. Тут они брали воду, тут чистили рыбу, тут же судачили о том о сем.
В своем дневнике Маргарита Меспуле так напишет об этой поездке:
Под «хитростями» Маргарита подразумевала пять шиллингов, которая получала каждая модель за съемку. Фотографировались девушки в основном в национальных костюмах. Юбки цвета алой крови ярко контрастировали с белоснежными передниками. На плечах — бордовые накидки с кремовыми кантиками. Было в этих образах что-то неразгаданно-мистическое, как и в истории самих кельтов. Их многовековая повесть подойдет к концу через два десятка лет, когда в Кладдах наконец-то доберется индустриализация. Маленькие уютные домики исчезнут навсегда, уступив пространство типовым коттеджам.
Тем временем Альберт Кан спешит поймать другие последние лучи заходящего солнца. Одного из своих лучших фотографов Стефана Пассе (Stefan Passe) он посылает на противоположную точку планеты, в Монголию, одну из самых малонаселенных стран мира. Путь обещал быть неблизким, опасным и сложным. Пассе сначала добрался на поезде до России, потом в Москве пересел на транссибирский экспресс. Проехав Сибирь насквозь, он очутился у границы Монголии. Далее дорога шла на юг. Но это был не мощеный тротуар, к которому настолько привыкли европейцы. Фотографу на деревянной тачанке, запряженной парой гнедых лошадей, предстояло форсировать километры бескрайних степей.
Во время турне Пассе встречал нищих монахов, бороздящих по выжженным от жгучего солнца полям, охотников, целящихся в дичь фитильными ружьями.
Заезжала экспедиция и в кочевые деревни. Традиционными домами монголов были круглые шатры — юрты. В таких обителях народ жил веками. Сначала делался деревянный каркас, а затем на него натягивали плотные шкуры. Местные жители были всегда рады чужестранцам. Они с удовольствием знакомили с обычаями, устоями, наследием. Например, демонстрировали приемы борьбы. Схватки всегда проходили очень бурно. Два соперника пытались повалить друг друга на землю. Кому удавалось это сделать первым, считался победителем. Триумфатор широко распахивал руки и, подобно большой птице, плавно кружил по всему полю. Так выглядел танец орла, пляс, который передавался из поколения в поколение — от отца к сыну и от деда к внуку больше пяти сотен лет.
Но не все было безоблачно в этой загадочной стране, как казалось на первый взгляд. Стефана Пассе испытал неподдельное чувство ужаса, когда ему показали здешних заключенных. К шее одних прикрепляли деревянные доски и те не могли согнуться.
Других заковывали в большие ящики. Фотоаппарат француза поймал момент, как одна женщина пытается выбраться из деревянного плена. Ее рука, облаченная в кандалы, старается сбить железный замок. Глаза полны ненависти, на лице мученическая гримаса. В таком положении она просидит не один год. Когда монголы сорвутся с насиженных мест, соберут свои юрты и отправятся дальше, искать новое пристанище, ящик с женщиной погрузят на повозку и возьмут с собой. Поступать таким образом велят законы степей.
Самому Кану в Париже не сиделось. Он тоже хотел внести вклад в свой грандиозный проект. Финансиста тянуло на Восток. Он грезил Японией и Китаем, искренне веря, что знакомство с другими цивилизациями развивает ум и значительно расширяет кругозор. В поездке Кана сопровождал его личный шофер Альфред Дютертер (Alfred Dutertre) — тоже любитель фотографии. За месяц до вояжа Дютертер прошел экспресс-курсы и научился пользоваться автохромом. Французы покинули родину на корабле, в кабине первого класса.
Из дневника Альфреда Дютертера:
Страна восходящего солнца встретила пилигримов чистыми улицами, маленькими магазинчиками, шумными рыночными площадями. Прошлое еще не успело ускользнуть, а настоящее наваливалось всей своей огромной массой. Про проезжим частям, тяжело дыша, везли свои повозки рикши, а совсем рядом от них, обмениваясь перезвонами, поворачивали трамваи. Кан с Дютертером зачарованно снимали пешеходов в традиционной деревянной обуви, аккуратные фасады домов. По сути, это были первые цветные фотографии жизни Японии на рубеже веков.
Пекин поразил французских странников своими величественными крепостными стенами. Они протянулись на двадцать четыре километра вокруг города. Веками каменные исполины уберегали императоров от вторжений захватчиков. Они были немыми свидетелями воин, конфликтов, расправ. Но мало кто мог предположить, что уже через несколько лет их не станет. Они падут под гнетом народной революции 1949 год. А место титанов займет кольцевая автомобильная дорога. О былом могуществе сегодня свидетельствуют лишь четыре чудом сохранившиеся башни.
Но это будет потом. Пока же Кан, вернувшись из Азии, горит желанием осваивать новые регионы и страны. Фотографу Фредерику Гадмеру (Frederic Gadmer) он поручает взять курс на Дагомею. Сейчас такой страны нет на карте, а тогда она находилась в Западной Африке. Гадмер ехал с конкретно поставленной задачей — запечатлеть не только местный колорит, но и погрузиться в религию вуду. Прожив в Дагомее пару месяцев, он сделал для себя поразительное открытие: вуду, которую так боялись европейцы и американцы, считая ее за сущее зло, оказалась вовсе не такой страшной. В ней была своя идеология и мораль. Дагомейцы верили, что существует единое непознанное божество. Люди могут вступить с ним в контакт, привлекая других богов, имеющих разные полномочия. Одни отвечают за здоровье, другие — за любовь, третьи — за благополучие в семье. Фредерик с рвением щелкал затвором, сохраняя на пластинах фотоаппарата сумасшедшие ритмы танцев, топот ног, мужчин, бьющих в высокие деревянные барабаны, женщин, скромно стоящих в сторонке…
В Париже Кан с нетерпением ждал материалов от Гадмера. Финансисту не терпелось показать экзотику публике. Но если светская элита положительно оценила фото и видео, сделанные в Дагомее, то церковь глубоко осудила работы. Попирая кощунством и языческим фанатизмом, экклезиасты добились запрета снимков и фильмов к показу. Это была первая неудача Альберта Кана. За ней последовала вторая — полное банкротство. Вся собственность филантропа (вилла, сад, мебель, коллекция картин) ушла с молотка. Делая скидку на преклонный возраст финансиста (тогда ему было почти восемьдесят), власти разрешили ему жить в опечатанном доме и прогуливаться по некогда столько любимой оранжерее.
Кан скончался 14 ноября 1940 года, через несколько месяцев после того, как Париж был сдан без боя Германии. Когда немцы вторглись в дом финансиста, его уже не было в живых. Они перерыли все вверх дном, ища важные документы. Но их не оказалось. Зато в комнатах француза хранился уникальный фото и киноархив планеты, который по счастливому стечению обстоятельств остался нетронутым. 72 тысячи цветных снимков, более четырех тысяч черно-белых и около ста часов уникальных документальных кадров… Редкие данные систематизировали и оцифровали уже в наши дни. Теперь они хранятся в музее Альберта Кана. Как и предполагал сам создатель, архив превратился в настоящую сокровищницу первой эры глобализации. Рассказывая о разнообразии мировых культур, коллекция проливает свет на эпоху, которую обычно принято считать монохромной.
