Русский
Путь нищих
Так было с тех пор, как существует городская культура, и в нашей памяти остались сумрачные персонажи прошлых времен: калеки Брейгеля, Гаврош в бастильском Слоне, обитатели московской Хитровки… Несмотря на движение истории и смену социальных формаций, в чреве каждого мегаполиса по-прежнему ищут приюта лишние люди. Те, чья судьба быть отверженными.
Профессиональное нищенство возникло в глубокой древности, когда родовой уклад отступал перед городским образом жизни. Новый тип хозяйствования создал излишки, а значит, и нишу, в которой могла кормиться целая прослойка, малоценные для общества субъекты. Впрочем, полезность тех, у кого нет собственности и работы, — вопрос взгляда. Например, в Индии отношение к попрошайкам всегда было лояльным. Особенно к тем, кто выполняет хотя бы крохотные ритуальные функции. Однако это специфика индийского религиозно-кастового мышления, к тому же получить «минимум выживания» в тропиках относительно легко. Европейская же история знала разные подходы к нищенству. Считается, что в раннем Средневековье преобладало почитание нищих. В это время утверждался христианский идеал, в том числе и добродетель подаяния. Больше того, какое-то время по Европе бродил призрак нищей утопии. Эта идея, выросшая из нескольких фраз Христа, очень высоко ставила общность сирых и неимущих. Особенно здесь стоит вспомнить братство Франциска Ассизского. Между тем, войны, эпидемии и жадность феодалов приводили к тому, что от города к городу бродили уже целые армии нищих, ставшие серьёзной проблемой. Кстати говоря, крестьянский Крестовый поход XI века был де-факто мероприятием по ликвидации бедноты. Уж точно никто не удивился, когда так называемое нищее войско в тридцать тысяч человек было вырезано сельджуками.
В XII–XIV веках начинается практика систематического отторжения: нищих выдворяют из городов отдельными указами, вводят строгий надзор. В дальнейшем неприятие и вовсе переросло в репрессии. Во многих странах были приняты законы, которые запрещали не только просить, но и подавать, а наказания становились всё жестче (от колодок до кнута и даже смерти).
Сассетта. Обручение св. Франциска с Госпожой Бедностью.
Из статута, принятого английским парламентов в конце XV века: «хватать всех таких бродяг, бездельников и подозрительных и заковывать в колодки, и держать их так три дня и три ночи на хлебе и воде; и по истечении этих трëх дней и трëх ночей выпускать их на волю, приказывая чтобы те больше не появлялись в городе».
Шебуев В.К. Старик нищий
Профессиональное нищенство было широко распространено и на Руси. Был у бродяг собственный ранжир, деление по классам. Вот какие имена носили разные нищенские артели в XIX веке: богомолы, могильщики, горбачи, ерусалимцы, севастопольцы, безродники, пожарники, калуны. Согласно переписи 1897 года, в Российской Империи насчитывалось порядка 400 000 бездомных, живущих подаянием.
Попытки искоренить нищенство запретами не увенчались успехом, и в Новое время зарождается иной подход — социальная помощь. Отчасти на него повлияла деятельность некоторых католических орденов, основанные ими богадельни, но в целом это был продукт нового рыночного мышления. Гораздо выше стал цениться труд, поэтому решением вопроса посчитали так называемые работные дома. Предполагалось, что профессиональные нищие будут трудиться за еду и кров в специальных учреждениях, а государство вместо проблемы получит прибыль. Такие заведения открывались по всей Европе, а с XIX века — и в России под именем «домов трудолюбия». Задумка в целом провалилась: нищие были не способны обеспечить даже самих себя, не говоря уже о прибыли. Зато именно из работных домов произошли современные приюты для престарелых и детские дома.
Дом Трудолюбия в Кронштадте, основанный Иоанном Кронштадским в 1882 году
Уже на примере работных домов было ясно, что ни принуждение к труду, ни благотворительность полностью не решают проблему. А сегодня мы знаем, что и масштабные профилактические меры вроде пособий совсем не панацея. Действительно эффективно боролись с бродягами только тоталитарные режимы. Но как только жизнь страны возвращалась в нормальное русло, тотчас появлялись и приверженцы уличного образа жизни. А еще в судьбах нищих поразительно тесно сплетены психологические тенденции и роковая логика обстоятельств. В чём же первопричина? Антропологи и этологи видят в благотворительности и нищенстве феномены, имеющие глубинные корни. Эти поведенческие стратегии играли огромную роль ещё на ранних этапах эволюции человека. Благодаря им сглаживалась агрессия, складывались внутригрупповая конкуренция и кооперация. Такие древние социальные архетипы — загадочны и неизбывны. Могут меняться формы и декорации, но рука просящего и милостыня дающего все так же запускают древний психологический механизм.
Фото matusbence.com, samsebeskazal. Нью-Йорк — один из самых комфортных для нищих городов в мире. Множество благотворительных организаций предоставляют бродягам питание и медицинскую помощь. Сегодня на улицах Нью-Йорка обитает примерно 60 тысяч бездомных.
Проклятое детство
В конце семидесятых годов в СССР был безумно популярен фильм «Генералы песчаных карьеров». Пронзительная история о жизни бразильских беспризорников, которые вопреки всем невзгодам и лишениям воспитали в себе человеческое достоинство. Для советских зрителей борьба детей за выживание на городских задворках казалась горькой экзотикой, ужасной гримасой далекого капиталистического мира. Тогда невозможно было представить, что спустя всего полтора десятилетия города нашей страны заполнят стайки детей, живущих на улицах. До сих пор не существует и едва ли уже появится точная статистика, сколько именно детей-бродяг было в постсоветской России. Однозначно, что речь идет о сотнях тысяч судеб. И у всей огромной армии социальных сирот очень похожие обстоятельства. Уход из дома из-за пьянства, насилия родителей или общей нищеты. Сбитая группа в 6–7 человек, несколько лидеров, часто из старших по возрасту. Ночёвки в подвалах, на теплоцентралях, чердаках и вокзалах, недоедание, алкоголь, наркотики.
Питерский андеграунд в буквальном смысле: спуститься в коллектор и подышать клеем «Момент».
Из занятий — милостыня, воровство, проституция. Едва ли в таком поколении смог бы вырасти свой Леонид Пантелеев: слишком много смертельных ловушек на пути каждого маленького человека. Да и со стороны государства было предпринято куда меньше, чем в двадцатые… И всё-таки выразительный факт: когда социологи опрашивают беспризорников об их планах, лишенные заботы и воспитания дети говорят прежде всего о так называемых созидательных мечтах. И главная из них — о собственной семье.
Фото: Мирон Цовнир, Москва, 1995 год
Неизвестный фотограф. 14-летний Слава получает бесплатный шприц в антиспидовом центре и делает себе героиновую инъекцию. Санкт-Петербург, 1999 год
Жестокая правда революций заключается в том, что именно дети, никак не влиявшие на социальный процесс, становятся первыми жертвами кризисных пертурбаций. С этой бедой столкнулись не только в России. После того как в Румынии был свержен режим Чаушеску (при котором были запрещены аборты, но было много детских домов), страна надолго погрузилась в экономический и административный хаос. Население стремительно беднело, а казна больше не могла содержать социальные объекты. Колонии беспризорников, покинувших государственные приюты, заполонили Бухарест. Существуют они и по сей день. Те, кто были детьми в девяностые, сегодня становятся наркодилерами и криминальными наставниками для новых поколений.
Люди извне держатся в стороне. Им сложно понять, что мы тут делаем. Но если каждый из местных расскажет историю своей жизни, как они провели последние годы со мной — вы не поверите. До того как я узнал Бога, я был другим. У меня не было семьи. Я был плохим, гнилым. Бога я называю отцом. Я так смотрю на вещи с тех пор, как понял, что Он рядом. Он направляет меня во всем, что я делаю. Вот почему я живу в канализации, помогаю беднякам. Они видят, что я близок им. Вот почему они называют меня отцом.
Серия репортажей британского журналиста Параика Обрайна рассказывает о необычном убежище одной из таких группировок. Её предводитель по кличке Брюс Ли устроил в обычном городском квартале подземное общежитие-наркопритон, в котором десятки молодых бродяг (и собак) прячутся от холода и реальности. Наркотический дурман, громкая музыка и единение с такими, же как ты — параллельная реальность, в которой есть только здесь и сейчас. Такая жизнь может показаться чудовищной, но это лучшее, что удалось создать людям, которые не дождались ни внимания государства, ни сочувствия респектабельной части общества. Они словно индийские неприкасаемые, у которых нет шанса на другую судьбу.
Во имя свободы
Чаще всего городские изгои — это жертвы судьбы и собственных слабостей. Однако есть среди них и те, кто сознательно встал на этот путь. Шестидесятые и семидесятые годы были в странах Запада временем масштабных социальных трансформаций. Впервые в истории люди альтернативных идеологических взглядов, меньшинства и маргиналы получили реальный шанс отстаивать свои убеждения, бороться за собственный образ жизни. Те, кого в иные времена ждала бы только тюрьма и исправительный труд, добивались юридических прав, социальной защиты, возможности высказываться в прессе. Самые яркие страницы этого процесса — студенческая революция во Франции, Новые левые, хиппи, движение за права чернокожих в США. Ради того, чтобы хоть немного изменить привычный уклад, было пролито немало крови и слёз. В итоге нравы стали куда свободнее, а политическая жизнь Европы и Америки действительно повернула влево. Но маятник скоро качнулся и в обратном направлении. В эпоху Тэтчер и Рейгана старый добрый капитализм упаковал завоёванные свободы в чёткие рамки экономической целесообразности. Пособия по безработице и инфляция, социальное жильё и наркотики, СПИД и обострение Холодной войны — суровые реалии дали в руки консерваторам солидный карт-бланш: «Больше не важно, что ты думаешь — важно сколько ты потребляешь». Закат контркультурной романтики зафиксирует возникновение панк-рока, который уже не будет, подобно хиппи, грезить о мирном переустройстве социума. Панковским посланием обществу будет лишь обречённое: «Fuck off!»
Пикет английских сквотеров
Общежитие идейных аутсайдеров чаще всего приводит к конфликту с властями. Ведь им свойственно не только приспосабливаться, как это делают классические клошары, но и менять среду под себя. Противоречия неизбежны, но разрешаться они могут по-разному. Если оставить за скобками противостояния с сектантами-радикалами вроде Ветви Давидовой, самым драматичным примером такого конфликта будет «Операция Move». Move — община анархо-коммуналистов (не путать с анархо-коммунистами) из Филадельфии, которые решили воплотить свои идеалы на практике, прямо в черте города. Община состояла преимущественно из чернокожих, которые отказались быть частью «капиталистического тоталитаризма». Они сказали «нет» деньгам, социальным службам, технологиям, насилию над животными и много чему еще. Впервые вся Америка услышала об этих неолуддитах в 1978 году, когда регулярные демонстрации и «антисанитарный образ жизни» обернулись серией конфликтов с властями. В одной из стычек погиб полицейский, многие члены Move были осуждены, а штаб организации переехал в здание на окраине. Но это было только первой серией драмы. В 1985 году дом, принадлежавший анархистам было решено захватить силой. В дело пустили слезоточивый газ, воду, затем и огнестрельное оружие. Осажденные не сдались, и полицейский департамент не придумал ничего лучше, чем сбросить с вертолёта бомбу на крышу здания. В результате взрыва и штурма погибли пять детей и шесть взрослых, включая лидера организации Джона Африку, а начавшийся пожар уничтожил весь ближайший квартал.
Эта избыточно жестокая операция приобрела огромный резонанс в американских СМИ. Для многих штурм стал символом полицейского самоуправства и «мнимой демократии». Но главное послание случившегося было в другом: город готов терпеть аутсайдеров, но лишь до тех пор, пока они не становятся сплочённой силой. Глубоко в массовом сознании укоренено распределение социальных ролей, и преодолеть власть этой драматургии почти невозможно.
